«В вашей семье вы мне кажетесь взрослым и здравомыслящим человеком, а потому…»
— Нет, какое нахальство, — произношу вслух, не в силах сдержать эмоции. Заискивание, лебезение, лизоблюдство. Я в семье взрослый человек, а спала она с кем? С моим сыном? Даже Славу уже двадцать четыре, так что с меня взятки гладки. Но всё же её слова улеглись во мне и звучали приятным звоном, несмотря на подхалимство.
«А потому я пришла к вам, но, если вы читаете моё письмо, поговорить нам не удалось по какой-то причине. Или вы сами не захотели, или вас не было дома. Как бы то ни было, прикладываю все возможные доказательства того, что это ребёнок Ростовцева Руслана.
Претендовать на статус его жены не буду. Я слишком уважаю Вас».
Надо же, даже с большой буквы! Грамотная стерва. Не претендует она на статус, а на порчу нервов? На скандал? Пусть забирает старого мудака со статусом мужа.
«Достаточно того, что он признает ребёнка и станет платить алименты, какие вы посчитаете нужным. Не откажусь от материальной помощи уже сейчас. Потому что с недавнего времени я сирота».
Цокаю языком, в который раз отодвигая папку от лица. Она давит на жалость, пытается вывести меня на эмоции, понимая, что от Ростовцева этого не дождётся. Думаю, всё же, что попытки достучаться до отца имелись, но что у них вышло — не знаю. И девчонка, не будь дурой, обошла крепость с другой стороны. Не мытьём так катаньем.
«P. S. Знаете, а мы с вами чем-то похожи».
Замираю на этих строчках, со скепсисом глядя на буквы. Конечно, похожи. Я же беременела от чужих мужей направо и налево.
«Я не всегда была такой, как на фото. Мои родители сделали несколько операций, чтобы я ходила. Правда, это было в детстве, но я сражалась с болью, превозмогала себя. Уверена, ваше положение можно попробовать исправить….»
— Стерва, — я злюсь. Сейчас она посягнула на мою боль и слёзы. Всё, что прочитала выше, было ещё куда ни шло, но это перебор. Только всё равно решаю дочитать.
«У меня есть дядя, он реабилитолог. У него золотые руки и желание помочь вам. Он почти любого на ноги поднимает».
Горькая усмешка скользит по моим губам.
Да сколько я видела этих реабилитологов. Мне говорили, что причина во многом во мне, что просто следует снять блок. Только что говорить, когда ничерта не выходило. Когда ты делаешь ровно то, что от тебя требуют, а на выходе у тебя две ноги, слипшиеся в коленях.
«Оставляю вам свой номер, буду признательна, если вы перезвоните. Надеюсь на ваше понимание и душевность».
Нашла идиотку.
Стук в дверь отрывает от папки.
— Мы спать, тебе что-то нужно? — интересуется Лера. — Давай помогу с туалетом, у нас не приспособлено, конечно. Но завтра я что-нибудь придумаю.
— Я сниму квартиру.
— И думать не смей! На Ростовцева вообще заявление писать надо! Никуда тебя не отпущу.
Она отвозит меня в туалет, а потом помогает улечься. Садится, словно мама, у кровати, и гладит по лицу.
— Лер, мне не пять, — смущённо отворачиваюсь.
— Да и плевать, сколько нам. В любом возрасте забота и любовь не лишние. Читала? — кивает на бумаги.
— Да так, пробежалась. Давай завтра.
— Хорошо.
Она подмигивает и выходит, а я ещё какое-то время лежу, смотря в стену напротив, где часы отмеряют время. Моё, Леры, Слава. Одни на всех, мерно отстукивают наши жизни.
После записки в папке фотография Синицыной. Приятная девушка без накачанных губ с естественной красотой. Только какая мне должна быть до этого разница? Далее скрининги, анализы, выписки, заключения. А в конце несколько фотографий с ней и спящим Ростовцевым. Такие можно и самой сделать, но, с другой стороны, Руслан не сильно и отнекивался. А просто сидел, обхватив голову руками.
Тут же распечатка их переписки. Немного, но про скучаю, хочу, ты ласковая кошечка и прочие гадости. Номер его, и глупые смайлики, которые он так любит вставлять.
Даже если это его сын, мне должно быть глубоко плевать. И с этой мыслью я пытаюсь уснуть.
Глава 28
Мне снятся дети Ростовцева, их много. Они бегут за мной вместе с матерями, протягивая руки и выкрикивая что-то. Ноги плохо слушаются, словно завязли в киселе, но я перемешиваю жижу, надеясь спастись. Оглядываюсь, они где-то позади, и вдруг яркий свет, от которого закрываюсь руками. Машина налетает, и меня подбрасывает, только боли нет, зато небывалый страх.
Падаю в яму, понимая, что стены слишком высоко, и пытаюсь выбраться, нащупывая выступы, но земля осыпается, а на краю возникает Ульяна и Руслан, смотря на меня сверху вниз. Они стоят около моей могилы, а потом принимаются хохотать в голос, настолько громко и отвратительно, что волосы на моей голове поднимаются дыбом.
Кричу, но не слышно ни звука. Язык на месте, трогаю его пальцами, а кричать не в силах. А потом вижу какой-то корень, хватаюсь за него и тянусь вверх. Только ноги словно отказали. Падаю на дно, трогая их, а потом снова карабкаюсь, и не знаю, как удаётся выбраться, но там Маша Синицына.
— Вот номер моего дяди, — протягивает бумажку, только всё расплывается. Нет ни одной буквы, лишь милое улыбающееся лицо и руки, наглаживающие живот. Удар в спину, и меня обходит Руслан. Тянусь рукой до поясницы, нащупываю рукоять ножа. Второй от Ульяны приходится куда-то в лёгкое.
А потом я просыпаюсь с криком, ошарашенно обводя взглядом комнату, пока не прихожу в себя, осознавая, что это дом Леры.
На моё счастье, она не прибегает, а на часах шесть утра. Сердце бешено колотится в рёбра, пока прихожу в себя и пытаюсь осознать сон. Всё смешалось, превратилось в адскую смесь и вылилось сознанием в кошмар.
Пью воду, стоящую на тумбочке, перевожу дух. Будь у себя, отправилась бы на кухню сделать кофе, но я в гостях. Издержки.
Через полчаса дверь открывается неслышно, но видно.
— Не спишь? — удивляется Лера, кутаясь в халат. — Чего так рано поднялась?
— А ты?
— Проверить подругу, — зевает так широко, что заражает меня. — Плохо спала?
— Нет, всё отлично.
— На новом месте приснился жених невесте? — усмехается, а я не хочу рассказывать идиотский сон. — Ладно, шучу. Ты на завтрак что ешь?
— Всё.
— Вот и здорово.
Мы едим вкусно и плотно. Интересуюсь, как отблагодарить