Теперь же она навещала нас, а мы её, не так часто, как хотелось бы. Причина была в моей и Лизиной загруженности. Мы обе, как проклятые, вкалывали на работах, но по разным причинам. Она — чтобы тянуть семейное ярмо, я — чтобы забыть, что со мной стало.
Я так часто помогала кому-то другому, что не видела, как под собственным носом нуждалась в заботе и опеке моя невестка. Она всегда светилась рядом с сыном, и мне казалось, вот кто по-настоящему счастлив и вытянул счастливый билет. Сейчас же для меня всё перевернулось с ног на голову. Потемкинские деревни рухнули, обнажив истинное положение вещей.
— Спасибо, что нашли время, — лепечет себе под нос Лиза, и я понимаю, что она сдерживается из последних сил, чтобы не зареветь. Даже сейчас она пытается быть сильной, не винит меня, не кидается с кулаками на Эльвиру. За эти минуты она в моих глазах настолько выросла, что в этот момент ненавижу и презираю собственного сына за то, что он сделал с этой беззащитной девочкой.
Вижу в её глазах неподдельную искреннюю любовь, которая в наше время настолько редка, что, кажется, скоро её и не будет совсем. На смену самоотверженности жён декабристов приходят расфуфыренные напомаженные девицы с ценностями, среди который не «с милым рай в шалаше», а буду с тем, кто больше заплатит. Вместо любви выбирают деньги, вместо простого человеческого счастья материальное благополучие.
— Я поеду, Инга Андреевна, — её голос дрожит, но она терпит до последнего, чтобы, как только сядет в машину, разреветься на максималках.
— Не я, а мы, — отвечаю на это.
Она замирает, словно не расслышав моих слов.
— Мы с тобой одной крови, — усмехаюсь, уводя взгляд. — Но не будем на улице говорить об этом, давай поедем к вам. Мне тоже есть что тебе рассказать.
Она мнётся, не зная, как отказать. Но сейчас я отказа не приму.
— Мне завтра на работу, — наконец, признаётся.
— Нельзя так себя истязать, Лиза. Возьми отпуск, сейчас он тебе просто необходим.
— Я не могу. Там, — она задумывает, — всё сложно. Эта работа меня кормит.
— Когда ты отдыхала в последний раз?
— Вчера.
— Нет, не после работы, вместо неё. Ходила в салон красоты, с подругами выпить кофе, просто смотрела фильм?
Она пожимает плечами, задумываясь, а у меня щемит сердце. Я не обращала на неё внимание, потому что была слишком занята собой. Не лезла в чужой монастырь, не знала, как действительно всё складывается. А со слов сына или той же самой невестки всё всегда было хорошо.
Нет. Хорошо не было. Но может быть. И я намерена сделать всё, чтобы помочь невестке.
Глава 36
Мы всё ещё стоим у больницы, и я не хочу видеть Эльвиру, которая может показаться в любой момент.
— Помоги сесть, — прошу невестку, намереваясь разместиться спереди. Руки за два года натренировались, что довольно цепко хватаются за поручни. Порой кажется, что я в силах сдвинуть хоть одну ногу, буквально на сантиметр, и сейчас прилагаю максимум усилий, чувствуя, как боль пронзает позвоночник, перебираясь к коленям.
Сколько раз говорили, что это верный признак к восстановлению, а воз и ныне там.
Лиза неуверенно засовывает меня в машину, задумчиво складывает коляску и убирает её в багажник, а потом садится рядом с растерянным видом. Таечка спит, открыв ротик, из которого течёт слюна.
Им обеим надо отдохнуть от всего, что происходит в жизни. Даже ребёнку от сада, потому что там она проводит большую часть времени.
Пока едем, принимаю решение, которое озвучу, как только окажемся у них. Сейчас я уверена, как никогда, что просто обязана вмешаться, пусть меня и не просили.
Добраться до третьего этажа помогает сосед с собакой, который выходит на прогулку. Пока Лиза переносит дочку, он докатывает меня до лифта, потому что при всех наворотах кареты у неё не настолько сильный мотор, насколько крут склон пандуса.
— Может, вам что-то надо? — спрашивает Лиза, когда оказываемся у них в квартире. Тая трёт глаза и просыпается, и я понимаю, что сейчас следует сосредоточиться на ребёнке, а уж никак не бросаться облагораживать свекровь.
— Давай займёмся внучкой, а потом поговорим.
— Пойду ужин разогрею, — говорит Лиза, бросая взгляд на пакет со злополучным бульоном, зажатый в руке. Наверное, теперь каждый раз, когда станет его варить, будет вспоминать этот вечер.
Усаживаю Таю к себе на колени, лаская. Когда ещё приведётся побыть с внучкой. И горько, и смешно. Рассказываю, что с папой всё хорошо, что мы навестили его в больнице, а потом спрашиваю, чего бы ей хотелось?
Я никогда не экономила ни на своём ребёнке, ни на внучке. Лучшие куклы, хорошие игрушки, качественная одежда. Нет, я не содержала её, но традиционно на праздники дарила подарки. Иногда баловала просто так.
Что касается невестки, день рождения и Новый год стандартно. Остальное должен был делать муж, который совершенно ничего не делал.
— Хочу, чтобы у мамы было меньше работы, — внезапно ошарашивает меня Тая, и в носу принимается щипать. Она так редко видит маму, что скучает. И мне становится так стыдно, что готова сквозь землю провалиться.
— Борщ будете, Инга Андреевна? — появляется Лиза с полотенцем в руках. — Я могу заказать пиццу или ещё что-то, просто не знала, что у нас гости будут.
— Я так соскучилась по домашнему борщу, — говорю ласково, и она тут же кивает, отправляясь хозяйничать на кухню.
Как же слепы мы бываем. Смотрим на стекляшку, сравнивая её с рядом лежащим булыжником, и делаем выбор в пользу первой. Только порой простой камень на самом деле внутри редкий минерал, который куда дороже стекла.
Мой сын — пустышка, хоть я и пыталась вложить в него не только образование, но и качества, которые характеризуют хорошего человека. Эльвира — красивая кукла, и не более. А вот неказистая с виду невестка тот самый булыжник, который я намерена огранить.
Глава 37
Тая спит. Леру я предупредила. Не стала полоскать наше и без того грязное бельё, лишь сказала, что намерена побыть с внучкой. И она подумала, что это для меня, а не для них.
Сидим на кухне, и почти физически ощущаю напряжение, повисшее на девяти квадратах. А потому начинаю