— Да, — отвечает Лера на звонок. — Да иду уже, займитесь пока всем сами. — Кладёт трубку. — Я бы постояла, но там уже и так завалище. Давай на такси тебя посажу.
— Я сама, Лер, правда. Не беспокойся.
— Он сейчас тебя похитит и всё! Мало что у него там в голове. Вон сын уже начудил. А Руслан чувствует, что задница горит. Может на любой шаг пойти. В общем, — горько вздыхает. — Тебе телохранитель нужен.
— Не говори ерунды.
— Я серьёзно! Инга. Он будет тебя преследовать, пока не добьётся своего. И я сейчас не фильм по второму каналу тебе пересказываю.
— И что ему надо?
— Не хочу даже знать.
Она что-то пишет, а потом оглядывается. Хватается за ручки моего кресла и куда-то тащит.
— Кажется, сейчас меня крадёт не он, а ты.
Она знает, что я ненавижу, когда кто-то касается моего кресла. Потому что это говорит о моей беспомощности. Я всё же сама могу управляться со всем.
После аварии долго не могла оправиться, а затем решила: если стану перекладывать на других что-то — потеряю себя.
— Сдам тебя охраннику на вахте, туда Ростовцев не сунется, а потом Владимир приедет, — тем временем рассуждает Лера.
— Что? — не верю своим ушам. — Ты написала своему соседу?
— Он всё равно искал подработку. Ты платишь — он делает то, что умеет. Или у вас разногласия?
— Нет, но…
— Тогда не обсуждается. Наша медицина тебя бережёт.
— Полиция.
— Ну кому полиция, а кому медсестра из больницы № 8, - усмехается и насильно катит меня в сторону своей работы. Попутно отвечает на звонок, и я понимаю, что это Владимир. Носятся со мной, как с маленькой, будто я не в силах сама что-то сделать.
— Лер, не надо, — говорю более жёстко, когда мы перешли дорогу и направляемся к её больнице, но тут же вижу Ростовцева. Он выбрался на улицу из ресторана, нервно поправляя пиджак, и всматривается в людей. Ныряем за здание, кажется, не заметил. Но зачем мне такие волнения, не понимаю. Кажется, я выдохну спокойно лишь когда наши пути разойдутся.
— Он через десять минут тут будет, — озвучивает подруга новости, когда оказываемся в гулком холле.
— Руслан? — машинально спрашиваю, потому что думала о нём.
— Владимир, конечно же. На кой чёрт мне тот чёрт? Ладно, Инга, ты тут с Вячеславом Борисовичем побудь, — даёт задание, — а ты, Борисович, сторожи мою подругу. Тут за ней маньяк охотится.
— Прям маньяк, — прищуривается тот, и я отмечаю полное сходство с Якубовичем. Такие же седые усы, смешливое лицо и упитанный живот. Как есть Леонид в форме охранника, которую только подарили гости.
— Созвонимся, — целует меня в щёку Лерка, убегая по коридору, а на меня продолжает смотреть Якубович.
— Что? — спрашиваю, чувствуя себя не в своей тарелке. — Не сексуальный он, просто маньяк, — решаю ответить на вопрос, а потом отъезжаю с прохода в угол, открывая телефон. Отвечаю матери на вопрос: «как дела?», а потом принимаю звонок с незнакомого номера.
— Инга Андреевна? — уточняет у меня какой-то женский голос.
— Да, это я.
— Вы меня не знаете. Я звоню с телефона Маши, мы вместе лежали в палате.
— Какая Маша? — не сразу понимаю.
— Синицина.
Господи, ну за что мне это?
— У неё есть отец, а ещё мужчина, от которого она беременна. А от меня вы что хотите?
— Она просила позвонить вам, если с ней что-то случится.
Неприятный холодок пронзает внутренности, и я напрягаюсь.
— Алло, вы здесь? — уточняет собеседник.
— Да. Но вы ошиблись. Я не её подруга или родственница, я совершенно посторонний человек.
— Она говорила о вас, я знаю, кто вы.
Ну вот, приехали. Обо мне уже говорят совершенно незнакомые люди, как о жене, которой наставили рога.
— Дело в том, что вчера вечером её увезли на экстренные роды. Не знаю, что пошло не так, врачи не говорят, я для неё никто. Но…
Многозначительно «но» заставляющее испытать что-то неприятное внутри, пусть Маша и человек с улицы, но я косвенно причастна к тому, что она вообще попала в больницу.
— Через кесарево родился мальчик, — продолжает незнакомка, — а вот Маша… она в коме.
Глава 57
Смотрю на свет из окон, такой яркий, что фигура вошедшего кажется тёмной и неузнаваемой. Словно в фильме мужчина приближается, будто ангел, и я, наконец, различаю Владимира.
— Привет, — здоровается он, а у меня на проводе чужие новости. Киваю соседу в ответ, а потом откашливаюсь, обращаясь к собеседнице.
— Так, записывайте.
Диктую ей одиннадцать ненавистных цифр, которые давно выучила наизусть, как телефон мужа.
— Это кто? — доносится вопрос.
— Это отец ребёнка. Сюда звонить НЕ надо. В противном случае я заявлю на вас в полицию за преследование.
— Да я только…
— Всего доброго.
Холодно. Спокойно. Безэмоционально. Я устала разгребать чужие проблемы, со своими бы разобраться. Если Маша решила, что можно просто переспать с чужим мужем и забеременеть, чтобы влезть в семью и заработать на человеке с деньгами, который бескорыстно помогает другим, то она не Синицина, а Дурицина. Ещё я не проплачивала похождения бравого солдата Ростовцева. Хватит с меня. Всё. Довольно!
— К чёрту, — говорю в сердцах.
— Надеюсь, это не мне, — интересуется Владимир.
— Нет, конечно, — оглядываюсь на Якубовича, который бежит из своей кабинки меня спасать.
— Это маньяк? — интересуется, глядя на Владимира. — Ох, женщины, и чего вам надо. Сексуальный же, — несёт он несусветную пургу, а я не могу оторвать взгляда от застрявшего куска халвы в его усах.
— Спасибо за службу, — роняю, запуская движок. Слышу за спиной благодарность Владимира за комплимент касательно маньяка. У него хорошее чувство юмора, а мне сейчас не до смеха. Останавливаюсь перед довольно крутым пандусом. Это как один маленький шаг для здорово человека и огромный шаг для инвалида.
Но это для механической коляски сложно. Моя карета спокойно справиться с уклоном, не зря цена у неё, как у автомобиля.
— Машина там, — указывает куда-то рукой Владимир, вышедший следом, а я снова вспоминаю про Синицину. Машина — Маша. Чёрт знает что. Сворачиваю направо, следуя между двумя рядами припаркованных автомобилей. Сварливая женщина средних лет с ворохом проблем в коробчонке едет.
— Инга, сюда, — голос спокойный, кажется, разорвись рядом снаряд, Владимир будет невозмутим. Не знаю, откуда у людей такие нервы, мои ни к чёрту, звенят струной, и, если только что-то сверху, меня прорвёт. Владимир подходит к машине, открывая пассажирскую дверь, а до моего носа добирается какая-то вонь.
— Извините, — заплетающийся голос. — Нет мелочи, я не ел три дня. Хлеба бы.