— Вообще без вопросов.
Он протестует против того, чтобы я убирала со стола, отправляя меня в спальню, а сам быстро управляется с посудой и продуктами, убирая непотраченное в холодильник. А я, наконец, оказываюсь на кровати.
Закрываю глаза, что-то устала за сегодня, и дремлю больше, чем была намерена. Распахиваю глаза — прошло полчаса. Ну вот, теперь опоздаем.
Ещё пятнадцать минут трачу на то, чтобы переодеться в спортивный костюм. Не знаю, что сегодня меня ждёт, но что-то подсказывает, что раздеваться придётся. Ха. Какая я проницательная.
Привычка выработалась с годами носить чёрное бельё. Не потому что я не люблю белое или цветное, так практичнее с точки зрения: а вдруг придётся где-то светить телом. Не хочу разнопарки.
Владимир помогает добраться до кабинета, а потом, перекинувшись парой фраз с другом и похлопав его по плечу, уходит в машину, и мы остаёмся наедине.
— Я думал о вас, — указывает на кушетку Евгений, намекая, чтобы подбиралась ближе.
— В каком контексте? — решаю поинтересоваться. Вообще, странно слышать это из уст малознакомого человека, с которым мы виделись всего один раз.
— Мне казалось, что вы можете передумать.
— Но вот я здесь.
— Как и я, — разводит руки в стороны, усмехаясь. — Значит, будем играть.
— Играть?
— Знаете, морской бой?
Быстро пробегаюсь глазами по кабинету.
— Дадите мне бумажку с двумя квадратами и будете стрелять?
— У меня другое поле и другие пули, — подмигивает мне. — Да вы раздевайтесь, иначе Володька в машине уснёт, так и не дождавшись. Не знаю, что у вас за отношения, но мужик он во, — поднимает палец вверх Евгений. Ещё одна сваха подъехала.
Стягиваю кофту, за ней футболку. Он перетаскивает меня на высокую кушетку, куда самой не забраться, и помогает избавиться от штанов и носков. Не привыкла, чтобы меня трогали другие люди, тем более мужчины, но капризничать не стану.
— Бюстгальтер тоже, — командует он, отправляясь к раковине, и щедро намыливает руки мылом. — Буду работать с позвоночником, не должна мешать ткань, — поясняет. Хорошо, что ещё не лишает последних трусов.
Подчиняюсь, переворачиваясь на живот, и жду, когда всё начнётся.
Глава 59
Положение на животе — не самое удобное, когда тело слушается плохо.
— Сначала сделаем диагностику, — звучит голос Евгения. — Посмотрим, как откликается тело, — слышу, как поёт резина в его руках. Наверное, надевает перчатки.
Металлический лоток с иглами, легкий звон инструмента, его дыхание рядом. Он касается моих стоп осторожно, как будто я стеклянная. Нажимает на определённые точки. Тепла нет. Ощущений нет. Я только слышу, как он дышит.
— Здесь? — спрашивает, надавив чуть ниже колена.
— Нет.
— Тут? — дотрагивается ещё какого-то места.
— Ни-че-го.
Вздрагиваю от неожиданности, когда доходит до зоны чуть выше таза, но ниже всё молчит. Немое тело. Ни боли, ни холода, ни даже отголоска прикосновения.
— Осталась лишь память, что когда-то я могла ходить, — добавляю зачем-то. — Остальное всё мертво.
Он берёт иглу: тончайшую, почти невидимую, и показывает её мне.
— Они стерильные, одноразовые. Буду ставить в спину и ноги. Глубоко не пойдём. Всё деликатно. Если хоть что-то почувствуете — скажите. А вообще, было бы проще работать на «ты».
— Почему нет, давай, Женя, лечи, — усмехаюсь, а он выдаёт зеркало на случай, если захочу посмотреть, что он там делает.
Люди боятся боли: при родах ощущение, будто ломаются кости во всём теле, зубная — сводит с ума, а после операции хочется умереть, так всё невыносимо. Только сейчас я мечтала о ней, потому что это бы сказало мне о том, что я снова жива.
— Готова? — Евгений стоит рядом, держит небольшой серебристый футляр с иглами.
Я киваю. На самом деле — нет. Я не готова. Я боюсь снова надеяться.
Тикают часы на стене, и я закрываю глаза, сосредотачиваясь на этом звуке. Дышу размеренно, медленно, а Евгений работает быстро и осторожно. Называет мне какие-то обозначения точек, что мне не говорят ровным счётом ни о чём.
— Блуждающий нерв. — Щёлк. — L4. — Щёлк. — Задняя большеберцовая. — Щёлк. — Как ощущения, космонавт Инга? — шутит он, пытаясь передать мне свой настрой.
Я чувствую, что ничего не чувствую. Всё, как всегда.
— Пять минут — полёт нормальный, — вворачиваю известную фразочку.
— Скажи, если будет жжение, покалывание, холод. Хоть что-то, что почувствуешь.
— Ощущаю тревогу, это подходит?
Он улыбается. А потом снова становится серьёзным, и мне кажется, будто одна из игл глубже вошла. Но я не уверена.
Он работает сосредоточенно. Игла входит в область поясницы — почти не ощущаю. Ещё одна — выше. Здесь уже чувствительность имеется. Я вижу, как он движется по схеме, будто читает моё тело вслепую, полагаясь на свой опыт и интуицию.
Иглы в ногах: в голени, в коленях, даже в стопах. Я ничего не чувствую, но он ставит их так, будто боится причинить мне боль, а не просто как носителю немых мышц.
— Ты хорошо держишься, — говорит тихо. — Это не просто: быть в теле, которое молчит.
— У меня нет выбора.
— А иногда, — он ставит очередную иглу, — всё, что нужно, — это напомнить телу, что оно живое.
Он ставит последнюю иглу между лопатками. Там чувствительность куда выше. Тело вздрагивает, и он сразу успокаивает.
— Всё в порядке. Так должно быть. Скоро и в остальных местах нервы проснутся.
— Кажется, ты по жизни оптимист.
— Предпочитаешь иметь дело с теми, у кого стакан наполовину пуст? — веселится Евгений. — Оставлю тебя на какое-то время, просто полежи.
Он включает таймер и уходит. А я лежу, рассматривая себя в зеркало. Действительно игольница. Потом закрываю глаза и пытаюсь расслабиться. В комнате тихо, как в операционной после завершённой битвы. Только моё дыхание и безмолвная тяжесть ног. Я представляю их движущимися, сильными, и стараюсь вспомнить, как это — просто встать.
Открываю глаза через каждые десять минут, но возвращается Женя спустя час. Извлекает иглы бережно, как будто вынимает крошечные якоря из тонущего корабля.
— Проверим зрительный контакт, — наклоняется ближе, ищет меня в моих глазах. — Пульс ровный, — выдаёт заключение. По моей просьбе помогает перевернуться, потому что здесь нет никаких турников и палок, позволяющих сделать это самой. Даёт полотенце прикрыть наготу, ощущая мою неловкость, и помогает сесть, поддерживая спину и переставляя ноги, как хрупкие предметы. А потом отворачивается, позволяя натянуть бюстгальтер и футболку.
— Всё хорошо. Мы начали. Медленно, но уверенно, — произносит, и его голос будто оставляет свет в этой темноте. А я просто молчу. Что тут скажешь? Одна снежинка ещё не снег. Поживём