— Я иду первый, вы за мной в том же порядке, как заходили раньше, понятно?
После этих слов он решительным шагом направился в сторону штаба, а я вдруг осознал, что следующий на экзекуцию пойду я…
Капитан находился внутри меньше минуты, после чего выглянул и махнул рукой в мою сторону, приглашая зайти. Когда я зашёл внутрь знакомого помещения, то увидел внутри не только знакомого особиста, но и подполковника Чернявского собственной персоной. Особист одними глазами указал на стул перед собой, и произнёс:
— Ну что ж, товарищ курсант, вот мы с вами и снова свиделись… Присаживайтесь, что замерли-то? А вас, капитан, я больше не задерживаю.
Попов попытался показать характер, и сказал:
— Я отвечаю за своих бойцов, и…
— Капитан, не забывайтесь. За этих бойцов отвечает подполковник Чернявский, и он, как видите, находится здесь, так что всё в порядке, капитан… Ступайте. — перебил его Семин с мрачным удовлетворением в глазах.
На это моему командиру оказалось нечего возразить, и спустя десяток секунд я услышал звук открытия двери, и мрачный голос Попова:
— Я буду снаружи…
Когда мы остались одни, Семин посмотрел на меня равнодушным взором, после чего произнёс:
— Ну что ж, Степанов… Хвастайтесь, чем вас там решил Попов порадовать за то, что вы якобы умудрились спасли всю группу…
Меня очень возмутило неверие в голосе особиста, но потом я осознал, что его работа как раз таки и заключается в том, чтобы вывести меня на эмоции, поэтому постарался успокоиться, и спокойно кивнув, материализовал в своей руке достаточно увесистый серп.
Я сидел лицом к обоим офицерам, поэтому успел увидеть жадное предвкушение, которым загорелись глаза Чернявского в тот момент, когда он увидел системное оружие. Семин же, криво ухмыльнувшись, сказал:
— Ну что ж, товарищ курсант… Мне импонирует, что вы не стали артачиться и добровольно решили передать этот экспонат в более достойные руки, и поэтому… — в этот момент протянутая рука особиста коснулась рукояти серпа, и прошла сквозь неё! Обескураженное выражение лица особика стало усладой для моей души, но совсем скоро оно исчезло, сменившись самой обыкновенной злостью:
— Это что за фокусы, Степанов⁈ Немедленно прекратите!
Я на этот его приказ равнодушно пожал плечами, пародируя недавнее движение Чернявского, и сказал:
— Это вам, товарищ майор, нужно говорить не мне, а системе… Этот серп был получен мной заслуженно, и на нем активирована привязка. Никто кроме меня не сможет взять его в руки, так что… К большому сожалению — сдать я вам эту вещь не могу…
Без шуток — это был триумф. Я искренне наслаждался чувством беспомощности, которое испытывали два человека передо мной. Я смотрел на них и понимал, что пусть эта победа была ничтожной — самое главное заключалось в факте, что она вообще была! Я пошёл против системы, и система не могла мне ничего противопоставить!
В этот момент Чернявский не выдержал, и решительно подойдя к столу попытался схватить рукоять моего серпа, но естественно потерпел такое же сокрушительное фиаско, как и Семин. Он кинул на меня взгляд, в котором больше не было ничего доброго, и тихо сказал:
— Знаешь, Степанов, а я похоже всё-таки ошибся в твоей оценке, и ты совсем не умный… Думаешь, что победил? Думаешь, что самый умный? Ну если ты умный, то скажи… Что будет с привязанной вещью в случае, если человек, к которому она привязана… Погибнет?
В этот момент я забыл как дышать, но к моему удивлению в этот момент всполошился особист, и вскочив со стула сказал:
— Товарищ подполковник, не забывайтесь! Вас допустили до этой группы на ряде оговорённых условий, и одно из них — не причинение вреда участникам группы!
Чернявский выпрямился, всё так же не сводя с меня тяжёлого взгляда, после чего произнёс:
— Ну что вы, товарищ майор… Я просто хотел показать курсанту, что узколобое мышление в новом мире может закончиться… Неконтролируемым фиаско. Что касается моего вопроса — кто же говорил, что я собираюсь с ним что-то делать? Один из курсантов совсем недавно говорил, что средние данжи — весьма опасное местечко…
Намёка в этих словах не услышал бы только глухой, но видимо у этого дядьки были слишком высокие покровители, потому что Семин предпочёл его не услышать, и хмуро буркнул:
— Ладно, забирай свой серп, Степанов, и зови следующего… Поговорим с тобой вечером.
На ватных ногах я вышел из помещения, встретил хмурый взгляд Попова, после чего развернулся и пошёл в сторону комнаты отдыха, мысленно переваривая недавнюю встречу…
В этот раз проверка прошла существенно быстрее, и уже совсем скоро вся группа была в сборе. Последней в комнату зашла Марина, и даже не глядя на её траурное лицо я прекрасно понял — амулета у нас больше нет.
Капитан оглядел нас внимательным взглядом, после чего сказал:
— Группа, я понимаю ваши эмоции, и должен признаться, что сам испытываю всё тоже самое. К большому сожалению — конкретно здесь и сейчас мы с вами на ситуацию повлиять не можем, но после возвращения я постараюсь напрячь все свои связи, и мы попробуем что-то решить. Сейчас я жду от каждого из вас максимальной собранности и полной отдачи. Мне не нравится этот Чернявский, а значит с ним надо держать ухо в остро, и по возможности не поворачиваться спиной, понятно?
Мы тихо подтвердили, что прекрасно поняли слова командира, после чего начали выходить из штаба, и сразу же направились в сторону оружейного склада.
Дорога до склада прошла в воистину гробовом молчании, и даже вечно шебутной Илюха не решался нарушить его. На складе мы молча получили подготовленное оружие, и к моему безмерному удивлению Чернявский, наравне со всеми, получил стандартный АК-203 и разгрузку. Действовал он при этом с привычной легкостью, что с головой выдавало тот факт, что его слова о владении оружием совсем не были бравадой.
Когда мы погрузились в «Урал», я внезапно вспомнил про вчерашние слова Попова перед нашим выходом на покорение данжей, и воспользовавшись тем, что сегодня по понятным причинам он ехал с нами в кузове, спросил у него:
— Товарищ капитан, а что там по итогу с той группой, про которую вы говорили вчера? Которую как и нас отправили на покорение средних данжей?
Попов немного помолчал, явно не горя желанием отвечать, но мой вопрос заинтересовал всех, и не выдержав направленных на него взглядов, капитан сказал:
— То и не говорят,