— Вон те четверо в коричневых плащах слуги Шлюмберже. Остальные от дю Валя. В прошлый раз они едва не разодрались. Вышла мадам аббатиса и обругала их. Сказала, что возьмёт мокрую тряпку и отхлещет. Они, конечно, не испугались, начали смеяться, но вести себя стали скромнее. А вон там, видите, поближе к нам? Это топтуны Жировика. И вот там, за бегинажем, тоже они.
Щенок указывал на выходы из проулков, в них стояли такие же серьёзные мужчины, только одетые на порядок хуже. Мне стало смешно: детский сад какой-то. Толпы мартовских котов окружили кошку и караулят. Не хватает только вожаков.
— А хозяева этих товарищей часто появляются? — спросил я.
— Не могу сказать наверняка, господин. Я был здесь всего два раза, и расспросить некого. Местные либо боятся, либо подкуплены. Я вам скажу: ни Шлюмберже, ни дю Валь денег не жалеют. Видите, бабка в окне торчит? Будьте уверены, она за нами поглядывает и в случае чего сообщит кому надо.
Из окна в доме напротив действительно выглядывала пожилая женщина. День вроде не выходной, чего в окно пялиться — иди работать, но она пялилась.
Я надвинул капюшон на лицо.
— Ладно, как узнать, что Марго здесь?
Щенок облизнул губы.
— Ну, раз стража на месте, то и затворница тут. Второй этаж ближнее к нам окно. Это её. У Марго отдельная комната, потому что она очень много даёт денег на общину. С ней подружка живёт, напарница, но днём её обычно не бывает. Шляется по городу, сплетни собирает, потом вечером с Марго обсуждают. А иногда вместе уходят. Переодеваются монахинями и паломников возле кафедрального собора облапошивают, или на дороге в Суассон.
— Разве это не территория кукушек?
— И что? Марго вообще-то сама по себе, пусть иногда и выполняет поручения Жировика. Лишний су не помешает, а Жировик для Марго ничего не жалеет.
— Зачем ей деньги, если есть поклонники.
Я произнёс это не громко, рассуждая сам с собой, но Щенок воспринял мои слова как вопрос.
— Она гордая. Всё, что получает от господ, отдаёт на бегинаж. Дура, короче. С такими деньгами жила бы как королева во дворце. Правда, она и без того неплохо зарабатывает. Иногда и нам монетку подкидывала, ну, когда я у вас не служил, — и закончил выводом. — Гордая добрая дура.
Я не согласился. Гордая — да, добрая — возможно, но не дура. Она мошенница, а не умные мошенники долго в профессии не задерживаются.
— Чего топчитесь? — прервал мои размышления сапожник. — Смотрют, смотрют, болтают, а не покупают. Иль покупайте чего, иль пошли отсюда, не мешайте другим покупать. Заслонили товар, а я седни ни одной пары не продал.
Сапожник годился в отцы Гуго. Губы и щёки впали, нос походил на картофелину, глаза обесцветились — высохший гороховый стручок. Я постучал пальцем по прилавку. На нём стояли простенькие башмаки с твёрдой подошвой из свиной кожи, и никаких пулен, ибо обувь с длинным носом у бедноты спросом не пользовалась.
— А для мальчишки есть?
Щенок тут же вскинул голову и прошептал:
— Мне?
— Есть и для мальчика, — прошамкал сапожник. — Сейчас вынесу.
Он мельком глянул на ноги Щенка, зашёл в мастерскую и почти сразу вышел, держа в ладонях кожаные башмачки с высокими голенищами. Самое то на холодное время.
— Девятнадцать денье, — безапелляционно заявил сапожник, и сразу принялся оправдываться. — Ты не смотри, что дороже, чем на рынке. Обувка крепкая, а подошва сотрётся, так ты любому подмастерью подсунь, он за денье поменяет. Стоящая обувка, бери.
Я не стал торговаться, вынул два блестящих су, взятых из заначки прево, и пока сапожник отсчитывал сдачу, передал обувь Щенку. Тот уселся прямо на дорогу, сбросил свои старые насквозь протёртые и развалившиеся чоботы, и надел новые. Подпрыгнул, топнул ногой. По горящим глазам было понятно, доволен.
— Господин, я всё для вас сделаю!
— Ловлю на слове. Давай начнём с того, как попасть на приём к королеве бегинажа.
— К Марго? Мужчин туда не пускают. Это женская обитель. Нужно ждать, когда сама выйдет. Но сегодня уже вряд ли, время за полдень. На работу она выходит с утра. Давайте я дождусь её и передам вашу просьбу о встрече?
— А как быть с прислужниками от поклонников? Они тебя к ней не подпустят.
— Господин, я же ребёнок. Кто обратит внимание на мальчишку?
— Я уже говорил, что ты сообразительный?
— Много раз, господин.
— Тогда повторюсь: ты сообразительный и если проживёшь достаточно долго, имеешь шанс стать большим человеком. Но сегодня поступим по-моему, — я запахнул плащ плотнее. — Гуго, на тебе тыл, малыш, будь рядом, но под руку не лезь.
Быстрым шагом я прошёл к бегинажу и остановился. Расчёт был прост: затеять скандал и дождаться, когда Марго выглянет в окно. Минуту я стоял безо всяких последствий. Прислужники смотрели на меня сначала с равнодушием, потом до них стало что-то доходить.
— Ты кто такой? — наконец удосужился спросить один. Он нехотя оторвался от стены и шагнул ко мне в развязной манере. На нём был коричневый плащ, знак принадлежности к клану Шлюмберже.
— Барон дю Валлон де Брасье де Пьерфон, — громко и торжественно представился я.
— Кто?
— Глухой? Я повторю, могу даже по слогам, хотя твоему отсталому мозгу это всё равно будет непонятно.
— Какому ещё мозгу?
— Мозг — это та хрень голове, которой ты не умеешь пользоваться.
— Издеваешься? — догадался он.
— Ну слава Богу! Я уж думал, не дойдёт.
— Ах ты…
Он замахнулся… Я не стал ждать, когда он доведёт замах до конца и правым хуком отправил его на землю. Момента удара, как и самого удара, не заметил никто и получилось, что серьёзный мужик просто упал и замер. Прислужники некоторое время оставались в недоумении, потом и до них начало доходить. Двое потянулись за мечами, а я снова сработал на опережение и продемонстрировал приём, который использовал против Жировика в «Зеркальном карпе». Только на этот раз не стал приставлять острие к горлу, а хлопнул ближнего прислужника плашмя по щеке. Хлопок получился хлёстким, кожа лопнула. Парень оказался крепким,