— Скажи, как ты оказался у Астафьева?
Раньше мы никогда не говорили об этом. Я не спрашивал. Их отношения воспринимал как само собой разумеющееся, сложившееся задолго до моего появления в доме.
— Купил он меня.
— Расскажи.
— Как-нибудь в другой раз, малыш.
Он мягко прикрыл за собой дверь, а я задумался над его ответом. Почему-то казалось, что он имел в виду ровно то, что сказал. Многое из того, что раньше говорил Лис, виделось мне теперь в ином свете, не казалось преувеличением или глупой шуткой. Всё перевернулось за одну ночь.
В голове не прояснялось. Наоборот, путалось ещё больше. Мне нужно было сделать выбор без выбора. Если бы Астафьев предложил выбирать между его кроватью и улицей, я бы не колеблясь выбрал улицу. Но он не хотел меня отпускать. Рано или поздно он повторит вчерашнее, даже если я сегодня скажу ему «нет».
За окном сгущались сумерки. Чего тянуть? Итог один. Так хотя бы будет выглядеть, что я принял сам решение, добровольно. Кому нужен этот обман? Мне? Ему? Мы оба знаем, что к чему.
У двери в спальню Лиса остановился. Хотел постучать, но рука, замерев на полпути, опустилась.
Астафьев стоял у окна, смотрел в наступающую темноту. Руки сцепил в замок за спиной. Брови свел на переносице. Его профиль бледнел в холодном голубоватом свете лампы. Он никак не отреагировал на мое появление. Ждал чего-то от меня?
Я медленно подошёл к кровати. Стянул футболку. Аккуратно сложил, как бабушка учила, расправил складки ткани и положил на покрывало. Сверху легли таким же образом сложенные спортивные штаны. После секундного колебания к стопке добавились чёрные боксеры.
Я опустился рядом с вещами. Положил ладони на коленки и прикрыл глаза.
Пусть делает, что хочет. Какое-то время была тишина, такая, что даже моё дыхание казалось слишком громким. Затем я услышал лёгкие шаги. В стороне что-то скрипнуло. Должно быть, дверца старомодного массивного шкафа. Еле слышный шорох. Снова скрип. Приближающиеся шаги. Сопровождаемое движением прохладного воздуха, на плечи опустилось, что-то невесомое, мягкое и тёплое, едва уловимо пахнущее лавандой. Щеки коснулась сухая ладонь Астафьева. Казалось, был готов. Но нет. Вздрогнул. Наверное, он разозлился. Прячась за опущенными веками, я не видел его лица. Зато чувствовал, как нервно подрагивали его руки, укладывающие меня на кровать. Я не сопротивлялся, обмяк безжизненной куклой, всем своим видом давая понять, что он может раскладывать меня и выворачивать шарниры локтевых и коленных суставов, как ему удобно. Играй в своё удовольствие, но без иллюзии добровольности. Тонкий плед был сдёрнут, и я знал, что сейчас по коже начнут шариться его грубоватые пальцы и губы. Но вопреки ожиданиям плед снова теплом окутал моё тело.
— Ноги совсем заледенели, — тихо сказал Астафьев, укутывая мои ступни, а потом лёг рядом.
Я слышал его тяжёлое дыхание.
— Почему с тобой так сложно? — наконец сказал он. — Ни с кем раньше я себя не чувствовал по-идиотски. Никто так не реагировал на мои слова. Не такого я ожидал.
Конечно, мне следовало кинуться на него с радостными воплями. Ну простите, господин Астафьев, что разочаровал. Я зарылся носом в плед, чтоб скрыть злорадную улыбку. Интересно, куда подевались все те, что радостно скакали в его объятья. Выбросил на помойку как утиль, или продал, как б/у?
— Не знаю, что ты там себе надумал, но я просто хочу заботиться о тебе, как старший друг или даже как отец. Я был бы счастлив, если ты когда-нибудь сможешь относиться ко мне как к отцу.
— Мой отец пил и бил мать. Я его боялся и ненавидел, — я нашёл в себе силы открыть глаза и посмотреть на него.
— Значит, я буду лучше, чем он.
Всю ночь он просто лежал рядом, то перебирая волосы, то гладя по спине. Всю ночь я не мог уснуть, проваливаясь временами в какое-то странное полузабытьё. Утром после продолжительной трели будильника он растолкал меня и потащил завтракать. Есть совсем не хотелось, несмотря на то, что вчера ничего не ел. Астафьев собственноручно пожарил глазунью с ветчиной. Похвалился, что ему удалось разложить её по тарелкам так, что ни один желток не растёкся. Мне он положил три яйца, себе шесть. Астафьев ел с аппетитом, по-простому макая в желток горбушкой. Я же вяло ковырял вилкой поджаристый край весело таращащегося на меня с тарелки трехглазого монстра.
На удивление к завтраку спустился Лис: к ранним пташкам он не относился. Сонный, помятый, зевая и потирая глаза, он разочарованно посмотрел на пустую сковородку и со вздохом опустился на стул у окна.
— Хочешь, мою съешь, — я придвинул к нему тарелку.
Лис с сомнением покосился на неё.
— Я не ел. Честно.
— Что это за новости? — нахмурился Астафьев. — Ты не заболел?
— Кофе попью.
Кофейник был тёплый. Наверное, кто-то из незаметных фей в униформе успел сварить. Отхлебнул. Поморщился — слишком горько. Вылил в раковину четверть кружки и долил холодным молоком. Вернулся на своё место. Опять отхлебнул. Снова поморщился. Холодный и несладкий. Встал за сахарницей. Астафьев, покачивая головой, следил за моими перемещениями.
Когда возвращался с сахарницей, Астафьев притянул к себе на колени.
— Так дело не пойдёт, — отрезал кусок от своей яичницы и отправил мне в рот. — Бери вилку, ешь сам, а то буду кормить тебя, как младенца.
В этот неловкий момент я взглянул на Лиса. Он смотрел на нас тяжелым взглядом. Уголок его рта несколько раз быстро дёрнулся. Рука, с усилием сжимавшая вилку, зависла над тарелкой. Потом вилка слишком медленно и аккуратно легла на салфетку. Я теперь смотрел только на вилку, боясь оторвать от нее взгляд. Отодвинулся стул. Лис ушёл.
Астафьев допихал в меня остатки яичницы, собрал хлебом размазанный по тарелке желток, протёр руки салфеткой, потом потрепал меня по голове, чмокнул пахнущими ветчиной губами в щёку и ушёл собираться на работу. Всё же странные у него представления об отцовстве.
Я мерил комнату шагами. Хотелось пойти к Лису и сказать… А что сказать? Что он видел, не то, о чём подумал? Глупо.
Он пришёл сам, держа обеими руками перед собой небольшой синий мяч. Усмехнулся и запульнул в меня им. Я поймал на автомате. Мяч оказался совсем не мячом. Спринцовка. Я сжал её в кулаке, выпуская струю воздуха в лицо.
— Нафига?
— Пригодится, — улыбнулся Лис. — Надеюсь, сам догадаешься, как пользоваться.
Теперь я понял, что он имел в виду и продолжал ошарашенно смотреть на него.
— Я знал, что так и будет. С того момента, как ты появился в