— Откуда ты знаешь про синекожего?
— Я многое знаю, брат, — она улыбнулась, и её зубы в полумраке казались острее, чем должны быть у человека. — Улей видит. Улей понимает. И его покровители гораздо щедрее на информацию, чем Арбитры. Они показали мне правду. О том, как тебя вернули назад во времени. О том, как сделали из тебя идеальное оружие. О том, как ты умер в другой временной линии, сражаясь с мертвецами.
В этот момент я почувствовал, как что-то чужеродное пытается прощупать мое сознание.
— Макар, ты понимаешь, что эти Арбитры просто используют тебя? — продолжила Виталина, отступая назад к своей армии. — Они посылают своего лучшего пса устранить конкурента. Заставляют тебя убивать своих же, Макар. Как удобно. «Спаси сестру» — это всего лишь предлог. На самом деле им нужно, чтобы ты уничтожил Улей. Уничтожил конкурирующий эксперимент.
Злость закипала внутри, поднимаясь горячей волной. Я понимал, что скорее всего она говорит правду, но в данный момент это ничего не меняло. Мне надо было придумать, как вытащить отсюда сестру и, желательно, самому не сдохнуть.
— Как ты стала этим… Передатчиком? — спросил я, пытаясь выиграть время и осмыслить услышанное. — Что они с тобой сделали?
— О, это было красиво! — Виталина мечтательно улыбнулась. — После неудачного самоубийства я была пустой оболочкой. Дни тянулись, как серая нитка. Я не чувствовала ничего — ни боли, ни радости. Просто… существовала, — её голос стал тише. — Ходила, ела, спала, отвечала на вопросы. Но на самом деле — меня не было. Не после того, как Виталий умер у меня на глазах.
Я узнавал эту пустоту. Сам чувствовал нечто подобное, когда в прошлой жизни погибали близкие мне люди. Это как умереть, но продолжать дышать. Ходить, есть, убивать мертвецов — но внутри ничего не чувствовать.
— А потом пришло озарение. Посланники привели меня к источнику. И там… там я увидела их. Тех, кто стоит за Ульем. Настоящие существа, другие. Такие прекрасные, что человеческий разум не может вместить их образ.
В её глазах появилось выражение почти религиозного экстаза.
— Они показали мне будущее, Макар. Будущее без боли, без страха, без одиночества. Где каждый — часть целого. Где нет разделения, нет потерь, нет смерти любимых на твоих глазах. Они предложили мне силу. Месть. Конец одиночеству, — она протянула руку ко мне. — И я согласилась.
Я смотрел на Виту, чувствуя странную смесь жалости и отчуждения. Моя сестра превратилась в нечто иное — не зомби под контролем, не марионетка, а самостоятельный, сознательный элемент этого ада. Она приняла Улей добровольно, как спасение от невыносимой боли. Как наркотик, заглушающий страдания. И теперь этот наркотик полностью растворил в себе ту девчонку, которую я знал с детства.
— Это была не трансформация, — продолжила Виталина, обводя рукой своё тело. — Скорее, пробуждение. Как будто я всю жизнь была запрограммирована на эту роль, но не знала об этом. Как будто эта часть меня всегда существовала, но спала. Они просто разбудили её.
Она подошла ещё ближе, нарушая безопасную дистанцию. Теперь мы стояли всего в метре друг от друга, лицом к лицу. Её глаза, полностью синие, без зрачков, всматривались в меня с гипнотической силой.
— Я чувствую их всех, Макар, — она широко развела руки. — Каждое существо, связанное с Ульем. Каждый разум, каждую мысль, каждое воспоминание. Я чувствую их боль, их страхи, их надежды. Я направляю их, защищаю, даю цель. Я больше не одна. Я — это они. Они — это я. Мы — единое целое.
Её лицо озарилось такой искренней радостью, что на мгновение я почти поверил, что она действительно нашла покой.
— И теперь ты предлагаешь мне то же самое? — я сделал последний шаг, оказавшись прямо перед ней. Теперь между нами было расстояние вытянутой руки.
— Ты мой брат. Я люблю тебя. Конечно, я хочу, чтобы ты был рядом, — в её голосе прозвучали знакомые с детства интонации. — Твоя сила, твои способности… ты будешь не просто частью Улья. Ты станешь одним из новых богов. И самое главное — мы будем вместе и больше никогда не разлучимся.
Она протянула руку и коснулась моего лица. Её пальцы были ледяными, словно у трупа, но в жесте было столько нежности, что мне стало немного не по себе.
— Этот мир уже не спасти, Макар, — она провела рукой по воздуху, оставляя за пальцами след из голубых искр. — Ты пытаешься сохранить что-то, чего уже нет. Человечество проиграло в тот момент, когда первый зомби поднялся с земли. Все эти Красные Сёла, все укреплённые поселения — просто отсрочка неизбежного. Улей не уничтожает людей, он предлагает им эволюцию. Шанс стать чем-то большим.
Она сделала жест рукой, и изувеченный Андрей поднялся с колен и сделал несколько шагов к нам. Его движения были рваными, механическими, словно им управлял неумелый кукловод. Но он двигался, несмотря на ужасающие раны.
— Видишь? Я держу его на грани, не давая угаснуть окончательно, — Виталина улыбнулась. — Смерти больше нет. Есть только трансформация.
Я смотрел на то, что осталось от Андрея. Его глаза, теперь полностью синие, смотрели сквозь меня. В них не было ни узнавания, ни боли, ни даже злости. Полная пустота, заполненная лишь волей Передатчика.
Я вдруг почувствовал смертельную усталость. От всей этой херни с экспериментами, от инопланетных игр, от дёргающих за ниточки кураторов и инвесторов. От роли пешки в игре, которую я даже не понимал до конца.
— И ты счастлива, Вита? — спросил я тихо. — Действительно счастлива? Или просто научилась глушить боль, как я когда-то глушил её алкоголем и драками?
На мгновение её лицо дрогнуло. Идеальная маска благостного спокойствия треснула, показав уязвимость под ней.
— Счастье — человеческая концепция, — она отступила на полшага. — А я… больше, чем счастлива. Я — часть чего-то великого. Вечного. Того, что переживёт нас всех.
— А Виталий? — я знал, что бью по больному, но должен был понять, осталось ли в ней что-то от прежней Виты. — Его ты тоже вернула? Он теперь тоже часть этого вечного единства?
Голубое сияние на секунду погасло, оставив её глаза пустыми, как у куклы. Лицо исказилось, словно от удара. Потом снова застыло в маске спокойствия.
— Нет. Его… его тело было слишком повреждено. Слишком долго пролежало без присмотра.
— Или ты не хотела его возвращать, — тихо сказал я, наблюдая за её реакцией. — Потому что знаешь, что он бы не одобрил то, во