— Важно помнить одно, — его голос звучал как наждачная бумага по металлу. — Как бы ни эволюционировал этот зомби-Танк, какие бы способности ни развил, он всё равно остаётся тупым куском гниющего мяса. В его системе базовые инстинкты: он реагирует на шум, движение и запах живых, как хищник на кровь.
Техник, бывший сапёр с обожжённой до мяса левой половиной лица, разложил перед командой чертежи ловушек. Его единственный глаз лихорадочно блестел, выдавая в нем типичного адреналинового наркомана, который получал извращенное удовольствие от самоубийственных миссий. Он даже спал не больше трех часов, проводя остальное время за конструированием все более изощренных систем уничтожения.
— Нужно работать с массой и гравитацией, — он указал обрубком мизинца на схему. Техник говорил отрывисто, будто каждое слово отнимало у него кислород. — Даже самый сильный щит Танка не может противостоять сжатию. Законы физики еще никто не отменял. Надеюсь… Так что предлагаю обездвижить тварь, чтобы получить возможность уничтожить его мертвячью башку.
Он развернул детальный чертеж ловушки, рядом набросал расчёты нагрузки, нарисованные кривым почерком человека, у которого тремор от постоянных стимуляторов и недосыпа.
— Мы создадим направленное обрушение конструкции весом около четырёх тонн. Наблюдения показывают, что щиты большинства Танков выдерживают кинетический удар до 60000 джоулей, но продолжительное давление более двух тонн на квадратный метр нейтрализует способность к движению. Это не убьет его, но зафиксирует достаточно, чтобы мы могли точно поразить мозг.
Обсуждение затянулось до глубокой ночи. Они спорили о каждой детали операции, разыгрывали все возможные сценарии. Шкалин настаивал на дополнительной снайперской позиции на северной стороне — профессиональная перестраховка, которая однажды уже спасла ему жизнь. Марина беспокоилась о возможных дополнительных мертвецах, которые могли внезапно появиться из подвалов соседних зданий. Седой, самый опытный из них, вообще сомневался в целесообразности лобовой атаки.
Володя выслушивал все аргументы, но решение принимал сам. Как командир, он знал, что в случае провала операции на его совести будет очередная партия трупов, имена которых он добавит к длинному списку в своей памяти.
К вечеру второго дня план был окончательно готов, каждое действие выверено до мельчайших деталей. Каждый член команды знал свою роль, альтернативные маршруты и позиции для последнего, самоубийственного рывка, если операция пойдёт под откос. Они не тренировались в условных упражнениях — какой смысл имитировать схватку с существом, которое может размазать тебя одним движением? Настоящая подготовка к смерти состояла из проверки оружия, инъекций стимуляторов и составления кратких «записок-завещаний», которые скорее всего никто никогда не прочтёт.
На рассвете третьего дня они выдвинулись на задание. Рассвет — это громко сказано. Скорее серая муть, сочащаяся сквозь бетонно-свинцовые облака, делающая видимыми только силуэты. Температура около нуля, воздух влажный и тяжёлый, оседающий на коже липкой плёнкой.
Два бронированных «Тигра» ждали их у ворот особняка. Мощные двигатели работали вхолостую, выплёвывая в серый воздух клубы конденсированного пара. Бронемашины напоминали хищников в засаде — приземистые, тяжёлые, готовые сорваться с места в любую секунду.
Машины Сфера «позаимствовала» с военных складов в первые недели эпидемии — когда ещё оставались склады, которые можно было грабить, когда ещё существовали какие-то законы, кроме закона выживания. Восемь тонн высокотехнологичной брони, способной выдержать прямой удар из гранатомёта. Пуленепробиваемые стёкла толщиной с кулак, тактическая связь, автономная система питания и фильтрации воздуха. В мире, где большинство выживших радовались осколку стекла, которым можно перерезать горло зомби, эти машины казались почти неприличной роскошью.
Шустрый прикурил сигарету и выпустил дым в холодный воздух. Его руки слегка дрожали — не от страха, а от запредельной дозы кофеина.
— Ну что, ребятки, — протянул Шустрый, щелчком отправляя окурок в лужу машинного масла, — кто сегодня ставит на то, что из нас выйдет хороший фарш? Принимаю ставки. Кровью, зубами, конечностями — на ваш выбор.
Володя проигнорировал попытку разрядить обстановку. Поправил разгрузку, проверил крепления магазинов — стандартный ритуал перед выездом. Его сознание уже переключилось в боевой режим: холодное, расчетливое, лишенное всяких эмоций кроме концентрации.
В салоне «Тигра» пахло свежим металлом и синтетической кожей сидений. Запах почти неприличной чистоты и порядка в мире, где большинство выживших месяцами не видели горячей воды. Команда заняла места молча, с отработанной годами служб и рейдов точностью. Никаких лишних движений, никаких лишних слов.
За рулем сидел водитель Сферы в черной форме без опознавательных знаков — молчаливый профессионал с лицом, будто вырезанным из серого камня. Таких в Сфере называли «техническим персоналом» — люди без имен и биографий, выполняющие функцию с точностью механизма. Он не представился и не задавал вопросов, просто запустил двигатель, дождался сигнала готовности и плавно тронулся с места.
Техник сидел, уткнувшись в свои чертежи, периодически что-то подсчитывая на древнем инженерном калькуляторе, потертом до такой степени, что цифры на клавишах давно стерлись. Этот калькулятор был его талисманом — устройство, пережившее вместе с ним две войны, три развода и зомби-апокалипсис. Он получил его еще в саперной школе и с тех пор не расставался, даже когда появились планшеты и смартфоны. Теперь же, когда вся цифровая электроника превратилась в бесполезные куски пластика, его старый механический помощник оказался настоящим сокровищем.
Правый, единственный уцелевший глаз Техника лихорадочно блестел, отражая слабый свет салонной лампы. Обожженная половина лица дергалась в неконтролируемом нервном тике — результат контузии и последующей экспериментальной операции, проведенной каким-то самоучкой с медицинскими амбициями. На обугленной коже виднелись следы грубых швов, словно кто-то пытался сшить вместе куски разного материала. Время от времени он бессознательно почесывал эти рубцы — это тоже стало чем-то вроде привычки.
Шкалин в дальнем углу сидения методично, с почти религиозной сосредоточенностью протирал оптический прицел своей винтовки. Специальная ткань в его руках двигалась по стеклу идеальными круговыми движениями — от центра к краям, никогда наоборот. Он выполнял эту процедуру не потому, что прицел нуждался в чистке, а потому что ритуал успокаивал его разум и позволял абстрагироваться от мыслей о собственной смертности, которые особенно навязчиво посещали его перед каждой операцией.
По дороге никто не разговаривал. Каждый погрузился в свою версию того, что может произойти в ближайшие часы. Каждый мысленно прощался — с семьёй, которой давно не было, с мечтами, которые никогда не сбудутся, с жизнью, которая внезапно стала очень хрупкой и неопределенной.
Они ехали по пустынным улицам — мертвым артериям когда-то живого города. Перевернутые автомобили, выбитые витрины, разбросанные вещи — молчаливые свидетели массового исхода. Иногда встречались одинокие зомби, бесцельно бродящие между разрушенных зданий. Стандартные ходячие — медленные, глупые, почти безопасные, если знать