Её глаза, неотрывно смотрящие в мои, казались тёмными омутами с расширенными от возбуждения зрачками. В их глубине мерцал слабый голубоватый отблеск псионической силы. Она задержалась ещё на мгновение, словно не желая упустить момент живого контакта. Мягкие губы последний раз скользнули по головке — уже не агрессивно, а с какой-то неожиданной нежностью. Почти прощальный поцелуй.
С явной неохотой она начала подниматься выше, оставляя дорожку влажных поцелуев на моём животе, груди, шее. Её тело скользило по моему — горячее, гладкое, обжигающее каждым прикосновением. Длилось это всего несколько секунд, но ощущалось как вечность, как путешествие из одного мира в другой.
Наконец она оказалась надо мной, оседлав бёдра. Её ладони обхватили моё лицо с неожиданной мягкостью. Лоб прижался к моему — горячий, влажный от испарины.
— Дай мне что-нибудь, — прошептала она, горячее дыхание обжигало мои губы. В голосе столько тоски и отчаяния, что промёрзшая душа дрогнула, как лёд на весеннем солнце. — Хоть что-нибудь, Макар. Маленький знак. Не уходи вот так, молча.
Что-то треснуло внутри — корка льда, намертво сковавшая грудную клетку, начала крошиться по краям. Я резко сел, увлекая Диану за собой, и одним движением развернул её спиной к себе. В её глазах, когда она оглянулась через плечо, мелькнуло удивление, тут же сменившееся искоркой надежды — такой хрупкой и робкой, что у меня перехватило дыхание. Всего на секунду пелена спала, и я снова стал тем Макаром, которого она когда-то знала.
Я надавил ладонью между её лопаток, заставляя опуститься на локти и прогнуться глубже. Она мгновенно отреагировала — не просто выполнила движение, а подалась навстречу с первобытной, голодной жадностью загнанного зверя. Выгнула поясницу, прижалась влажной, горячей промежностью к моим бёдрам.
Я замер на мгновение, глядя на её выгнутую спину, на затылок с разметавшимися волосами, на нетерпеливо вздрагивающие бёдра. Что-то пробудилось внутри — отголосок того, кем я был раньше. Одним плавным, но сильным движением я вошёл в неё до упора. Тесное, обжигающее тепло охватило меня, заставив непроизвольно втянуть воздух сквозь сжатые зубы.
Её тело вздрогнуло, спина выгнулась ещё сильнее, из горла вырвался приглушённый стон — не боли, а какого-то почти отчаянного облегчения.
— Давай, — выдохнула, бросив взгляд через плечо. — Давай, Макар. Знаю, что ты всё ещё там, глубоко внутри.
Я намотал её волосы на кулак и оттянул голову назад, заставив выгнуть шею под болезненным углом. Это было не лаской, а скорее демонстрацией доминирования. Сейчас она могла понять только этот примитивный язык — язык плоти, мышц и боли на грани удовольствия. Её пальцы судорожно комкали простыни до белизны в костяшках. Тело вибрировало, как натянутая струна, отзываясь на каждое касание с почти нечеловеческой чуткостью.
Вокруг её кожи начало формироваться голубоватое свечение — еле заметное, как предрассветный туман. Защитное поле Танка активировалось неосознанно, инстинктивно, как реакция организма на запредельный выброс эмоций и гормонов.
— Сильнее, — хрипло потребовала девушка.
Я выполнил приказ, вбиваясь в неё с такой силой, что обычная женщина давно бы взвыла от боли, взмолилась о пощаде. Но Диана не была обычной. Её тело, усиленное псионическими способностями, только жадно подавалось навстречу, принимая каждый толчок, каждое резкое движение как благословение. В этой яростной животной схватке не осталось ни капли от прежней нежности или уважения — только оголённые нервы, только отчаянная попытка пробиться сквозь ледяную стену между нами.
Голубое поле вокруг неё пульсировало всё ярче с каждой секундой, окутывая нас обоих призрачным сиянием, как будто мы оказались в центре миниатюрной сверхновой. Там, где соприкасались наши тела, проскакивали маленькие электрические разряды — колючие, обжигающие, но странно возбуждающие. С каждым толчком свечение усиливалось, прогоняя тьму по углам комнаты.
Её спина выгнулась невозможной дугой, будто позвоночник вот-вот переломится. Шея запрокинулась назад до предела. Я наклонился и впился зубами в изгиб между плечом и шеей. Не поцелуй, а укус хищника. Метка собственности. Единственный возможный сейчас ответ на её безмолвную мольбу.
Она запрокинула голову ещё сильнее и издала звук, от которого у меня мурашки побежали по хребту — не стон наслаждения, не крик боли, а какой-то первобытный рык существа на грани между мирами. В этом звуке смешались все возможные оттенки человеческих чувств — тоски, отчаяния и дикого, почти захлёбывающегося торжества.
Голубое поле вокруг её тела внезапно вспыхнуло ослепительным светом, затопив комнату призрачным сиянием. В этом потустороннем освещении каждая деталь её тела проступила с пугающей чёткостью: напряжённые мышцы под кожей, пульсирующие вены на шее, мельчайшие капли пота. Тело выгнулось в мощнейшем спазме наслаждения, позвоночник изогнулся невозможной дугой. По всему её телу прокатилась волна дрожи, настолько сильная, что кровать затряслась. Она достигла такого пика, который я никогда раньше у неё не видел — абсолютного, всепоглощающего экстаза, вырвавшегося за пределы простого физического удовольствия. В этот момент её псионическая сила могла бы переломать мои кости одним неконтролируемым движением, но даже на вершине оргазма она каким-то чудом удерживала контроль над своей разрушительной мощью.
А затем — синее сияние погасло, как будто перегоревшая лампочка. В комнате снова стало темно, только старая настольная лампа бросала жёлтые пятна на стены. Диана, всё ещё тяжело дыша, повернулась ко мне. Волосы прилипли к вспотевшему лбу, а в глазах мелькнуло что-то совсем новое — смесь решимости и голода.
— Моя очередь, — хрипло сказала она, толкнув меня в грудь ладонью. — Встань здесь. Не двигайся.
Она плавно соскользнула с кровати и опустилась передо мной на колени.
Её ладонь обхватила член. Пальцы крепко сжали у основания, а затем двинулись вверх, скручиваясь вокруг ствола с каждым движением. Большой палец каждый раз проходился по головке, размазывая естественную смазку по всей длине.
— Хочу, чтобы ты запомнил этот вечер, — прошептала она, взглянув снизу вверх. — Даже если забудешь всё остальное.
Её язык вышел наружу, розовый и влажный, и прошёлся по всей длине снизу вверх одним длинным, влажным движением. Потом она занялась яичками — взяла в рот сначала одно, осторожно посасывая, обводя языком, создавая круговое давление. Затем второе — тот же приём, только дольше. Её пальцы при этом продолжали двигаться — уже быстрее, сильнее, с нажимом, который мог контролировать только псионик-Танк, знающий предел человеческой прочности.
Она подняла голову, продолжая дрочить рукой. Кончик языка высунулся и начал порхать по головке — сначала медленными, томительными движениями, затем быстрыми, короткими касаниями, как удары электрического тока. Я не мог отвести взгляд — было что-то гипнотическое в движениях этого розового язычка, мелькающего в полумраке. Потом её губы раскрылись и