— Бра-а-ат, — голос скрипит, как несмазанная дверь, вибрирует, словно проходя через сломанный динамик. Нижняя челюсть движется не синхронно со словами, как у плохо сделанной куклы. — Почему ты меня оставил? Я ждала… так долго ждала…
Её руки, перетянутые ремнями, начинают гнить на глазах. Плоть расползается, обнажая кости. В воздухе появляется тяжёлый запах разложения.
— Иди ко мне, Макар, — шепчет Виталина, и по её подбородку стекает чёрная жидкость. — Улей ждёт тебя. Мы все ждём…
Она дёргается в путах с нечеловеческой силой. Кожа лопается, обнажая мышцы, пронизанные чёрными нитями. Ремни рвутся. Виталина садится, протягивая ко мне руки с почерневшими пальцами. Её лицо меняется — кожа сползает, как маска, открывая череп с остатками плоти. Глаза вспыхивают синим светом.
— Ты один из нас, — говорит она, но теперь это уже не её голос, а целый хор голосов, шепчущих и кричащих одновременно. — Ты всегда был одним из нас!
Я резко проснулся, чувствуя, как майка прилипла к спине от холодного пота. Сердце колотилось как бешеное, отдаваясь в висках гулким эхом. Мы с Дианой делили узкую кровать мотельного номера — единственную, на которой ещё сохранился относительно целый матрас без пятен крови и плесени.
Её тёплое тело прижималось к моему боку, даря странное успокоение даже после кошмара. Одеяло сползло до талии, обнажая смуглую гладкую кожу, на которой играли бледные отблески рассветного солнца, пробивающегося через щели в криво зашторенных окнах. Светлые волосы разметались по подушке, несколько прядей падали на лицо, тихо колыхаясь в такт дыханию.
В отличие от меня, спящего в полной экипировке с оружием под подушкой, Диана всегда предпочитала обходиться без одежды — давняя привычка, от которой она наотрез отказывалась избавляться даже после начала апокалипсиса.
«Зачем мне одежда? Она сковывает» — усмехалась она каждый раз, когда я заговаривал об этом. — «Если ко мне в постель заявится зомби, я просто проломлю ему череп. А если человек — то представь, как он охренеет, когда я голышом сломаю ему хребет».
Я давно перестал спорить. В конце концов, с её силовым полем и способностями, Диана могла позволить себе такие причуды.
Дверь тихонько скрипнула. В образовавшейся щели показалась взлохмаченная голова Насти.
— Макал? — прошептала она, коверкая моё имя по-детски. — Ты не спишь?
— Уже нет, — я протёр глаза, пытаясь стряхнуть остатки кошмара.
— Там… — она неуверенно переминалась с ноги на ногу, — там люди спят. Только они стланные какие-то.
От её голоса Диана моментально проснулась — боевой рефлекс, отточенный за месяцы выживания в мире, где каждый сон мог оказаться последним. Одним движением она натянула одеяло до подбородка, прикрывая обнаженную грудь.
— Что? Где? — она быстро огляделась, ещё не до конца проснувшись.
— Дальше по колидолу, в заклытом номеле, — Настя указала крошечным пальчиком куда-то за дверь. — Я пошла искать туалет и нашла их. Они совсем-совсем не двигаются.
Мы с Дианой переглянулись, обмениваясь тревожными взглядами. Я молча кинул ей скомканную футболку с пола. Она поймала её на лету.
— Прикройся, — кивнул я в сторону Насти. — Пойду проверю.
Пока Диана натягивала футболку, я уже натянул штаны и взял нож. Настя нетерпеливо переминалась у двери, явно гордая своей находкой.
— Показывай, — сказал я, выходя в коридор.
Мини-отель был двухэтажным, с длинной галереей номеров, выходящих на общий балкон. Настя уверенно потопала к третьей двери слева. За спиной раздались быстрые шаги — Диана, в одной футболке, еле прикрывающей бёдра, догоняла нас.
— Мы проверяли этот номер? — я замедлил шаг, инстинктивно загораживая собой Настю.
Диана покачала головой.
— Дверь была заперта. Да и слышно не было ни звука. — Она кивнула на покрытый пылью пол перед дверью. — Видишь? Ни следов, ни признаков жизни. Здесь давно никого нет.
Я посмотрел на Настю, сразу заподозрив неладное.
— И как же ты туда попала, если дверь была заперта? — я присел, чтобы наши глаза оказались на одном уровне. — Я ведь запретил тебе использовать Вспышку.
Настя отвела взгляд, теребя подол футболки.
— Я не вспышкой, — пробормотала она. — Я просто… заглянула в щелку. Такую маленькую-маленькую.
Её вранье было таким очевидным и детским, что я невольно усмехнулся, но решил не давить. Сейчас было не время для нотаций.
— Они там, — настойчиво повторила она, указывая маленьким пальчиком на дверь.
Я дёрнул ручку — действительно заперто. Отступив на шаг, я с силой толкнул плечом — дешёвый замок не выдержал, язычок с треском выломал часть дверного косяка. Дверь распахнулась, ударившись о стену.
В номере пахло смертью — не гниющей плотью, а именно смертью. Сухой, металлический привкус на языке, от которого сразу пересыхает в горле. На кровати, застеленной когда-то белым, а теперь серым бельём, лежало тело молодой девушки. Русые волосы разметались по подушке, а в центре лба чернело аккуратное пулевое отверстие. Кровь, вытекшая из раны, образовала вокруг головы тёмный нимб, как на древних иконах.
Рядом с кроватью, прислонившись к стене, сидел парень. Выстрел в голову гарантировал, что мозг был разрушен — единственный верный способ не превратиться в ходячего мертвеца. Пистолет всё ещё был зажат в его мёртвой руке — побелевшие пальцы словно приросли к рукоятке. Глаза остекленели, взгляд застыл, обращенный в сторону девушки, словно он до последнего момента смотрел на неё.
На прикроватной тумбочке лежал сложенный вчетверо листок, края измяты и потемнели от пальцев, державших его слишком долго и слишком крепко. Я аккуратно развернул бумагу. Почерк был неровным, буквы то наползали друг на друга, то растягивались, словно человек то крепок сжимал ручку, то едва удерживал её.
'Алиса мертва. Я только что застрелил её.
Укус был всего пять минут назад. Мы проверяли номера в поисках еды. В ванной оказался мертвяк — должно быть, кто-то запер его там, а он не смог выбраться. Один чёртов укус в плечо и для нас все кончилось.
Она изменилась так быстро. Глаза помутнели почти сразу, температура подскочила до такой степени, что от кожи шёл пар. Она всё понимала, пока менялась, и это было хуже всего. Умоляла меня закончить это, пока она ещё помнит, кто я такой. Пока она ещё она.
Я выстрелил, когда она сказала, что больше не может бороться с этим. Что оно забирает её изнутри.
Не могу перестать смотреть на неё. Мы обещали друг другу, что будем вместе до конца. Два месяца ада, голода, страха — и закончить вот так.
Уже слышу шум в своей голове. Не знаю, вирус это или просто мозг отказывается работать дальше.
Не хочу становиться одним из них. Но боюсь,