Безопасность. Контроль. Помощь. Ложь, завёрнутая в красивые слова.
Даниил помнил, как его вели по коридорам «Зеркала». Помнил первую камеру. Двадцать квадратных метров: кровать, стол и стул.
И подавители. Тихое гудение в стенах, которое давило на разум, не давая использовать дар.
— Добро пожаловать, Даниил, — сказал инструктор. Высокий мужчина с холодным взглядом. — Здесь ты научишься быть полезным.
Полезным оружием.
* * *
Даниил вздрогнул, возвращаясь в настоящее. Тарелка выскользнула из рук и с грохотом упала в раковину.
— Эй, аккуратнее там! — крикнул Михалыч из зала.
— Извините, — отозвался Даниил, поднимая тарелку.
Цела. Повезло.
Он продолжил мыть, но воспоминания не отпускали.
Всю неделю, что он был в бегах, Даниил думал о Калеве Воронове. Не мог не думать, даже если хотел.
Тот удар — ментальное прикосновение, которое чуть не разорвало его разум на части, как разрывают лист бумаги — преследовал его постоянно. Каждую ночь в снах, в моменты тишины, когда не на чем было сосредоточиться и в каждой попытке использовать свой дар. Бесконечное эхо той встречи.
Сначала был только панический, животный ужас перед тем, что он увидел. Перед космическим безразличием существа, для которого он был меньше пылинки, даже меньше атома.
Но потом, постепенно, по мере того как острый ужас притуплялся и сменялся глухим фоновым страхом, приходило понимание.
Воронов мог его уничтожить. Легко, небрежно, буквально одним движением мысли. Мог стереть разум в пыль, как стирают мел с доски. Превратить в овощ, оставить лишь пустую оболочку без воспоминаний, без сознания, без малейшей искры того, что делало Даниила Даниилом, но… он этого не сделал.
Просто показал Даниилу его настоящее место в мире. Насколько тот ничтожен в масштабе реальности. Истину, от которой невозможно было отвернуться.
«Ты думал, что ты хищник? — словно говорил тот удар. — Ты думал, что твоя сила что-то значит? Что ты особенный? Опасный? Важный? Взгляни на реальность. На настоящую реальность. Ты — насекомое. Пылинка. Мимолётная искра сознания в бесконечном океане пустоты. А я… я — сама бесконечность».
Воронов преподал ему жестокий урок.
Даниил медленно ополоснул последнюю тарелку под струёй холодной воды. Поставил её аккуратно в стопку на столе. Вытер руки о старую, насквозь промокшую тряпку.
Он, как никто другой, понимал природу ментальной силы. Годы в «Зеркале» — вся его жизнь, по сути — научили его чувствовать тонкие нюансы псионики. Различать типы воздействия, анализировать структуру ментальных атак. Понимать, где грубая сила, где изящная манипуляция, где искусство.
И то, что сделал Воронов, не было атакой в привычном смысле. Это было… касание. Прикосновение к самой сути реальности. К фундаментальным законам, на которых держится мир.
Словно Воронов не использовал псионику как инструмент. Словно он сам был псионикой. Ну, или чем-то большим, чем просто сила. Фундаментальным законом, как гравитация или время.
Даниил почувствовал, как по спине ползут мурашки от этой мысли.
Воронов разрушил «Зеркало» — самый защищённый объект ФСМБ в стране. Освободил всех заключённых одним ударом. Но Даниила… отпустил.
Почему?
Этот вопрос грыз его изнутри всю неделю.
Может, потому что счёл недостойным внимания? Слишком ничтожным и незначительным, чтобы тратить на него силы?
Или…
Или это тоже был урок?
«Ты свободен. Впервые в жизни по-настоящему свободен. Теперь реши сам — кем ты будешь. Останешься монстром, каким тебя сделали? Или станешь человеком?»
Даниил покачал головой, резко отгоняя эти мысли. Они заводили в тупик, в бесконечную рефлексию, от которой начинала болеть голова ещё сильнее.
— Готово! — крикнул он громче, чем собирался, выходя из кухни.
Михалыч оторвался от газеты, которую снова читал. Прошёл на кухню, окинул взглядом стопки чистых тарелок, заглянул в раковину. Провёл пальцем по краю одной из кастрюль, проверяя.
Кивнул с одобрением.
— Неплохо, парень. Чисто. Даже жир весь оттёр, молодец. Садись за тот столик у окна, накормлю как обещал.
Даниил опустился на продавленный стул, чувствуя, как ноги подкашиваются от усталости. Только сейчас он осознал, как сильно вымотался.
Через пару минут Михалыч вернулся с подносом. Поставил перед Даниилом большую, почти до краёв наполненную миску густого борща со сметаной. Рядом — ломоть чёрного хлеба, толстый, с хрустящей корочкой. Кружку холодной воды. И, неожиданно, — большую котлету на отдельной тарелке.
— Обещал ведь, — буркнул Михалыч, увидев удивлённый взгляд Даниила. — Ешь давай, пока горячее.
— Спасибо, — выдохнул Даниил.
Он набросился на еду, даже не пытаясь соблюдать приличия. Ел жадно, обжигаясь горячим борщом, запивая большими глотками холодной воды. Откусывал огромные куски хлеба. Котлета исчезла за считанные секунды.
Михалыч стоял рядом, облокотившись на стойку, и смотрел на него со смесью сочувствия и любопытства. Покачивал головой.
— Давно не ел, видать?
— Угу, — промычал Даниил с набитым ртом. Проглотил. — Со вчерашнего утра и то — кусок хлеба.
— Тяжело тебе, парень. Видно же. — Михалыч помолчал, потом спросил осторожно: — Откуда идёшь-то?
— Издалека, — уклончиво ответил Даниил, зачерпывая остатки борща со дна миски.
— Ну это понятно, что издалека. Я смотрю — ты не местный совсем. Акцент другой, манера говорить. Да и вид… — Михалыч замолчал, не закончив фразу.
Даниил поднял глаза от пустой уже миски.
— С севера. Очень далеко с севера. Ушёл оттуда и не планирую возвращаться.
— А куда путь держишь? Цель какая есть?
Вопрос завис в воздухе.
Даниил замер с кружкой воды на полпути ко рту.
Куда он идёт? Хороший вопрос. Чертовски хороший вопрос. Он не знал, вообще понятия не имел.
Просто на юг. Прочь от столицы. Прочь от «Зеркала» — или того, что от него осталось. Прочь от призраков прошлого, которые преследовали его по пятам.
Но конкретной цели или пункта назначения не было.
— Не знаю, — медленно ответил он, опуская кружку на стол. — Просто иду куда дорога выведет, туда и приду.
Михалыч хмыкнул, качая головой.
— Философ, значит. Романтик. — В его голосе не было насмешки, скорее что-то вроде понимания. — Ладно. Твоё дело. Доешь — можешь идти дальше. Или… — он замялся, почесав лысину. — Слушай, а хочешь переночевать? У меня тут на задворках сарай есть. Чистый, сухой, сено свежее лежит. Замок на двери есть, изнутри закрыться можешь. Всяко лучше, чем под кустом в поле.
Даниил поднял на него глаза. Широко распахнутые, полные искренней, почти детской благодарности.
— Серьёзно? Вы… вы правда разрешите?
— Чего там разрешать-то. Пустует всё равно. Раньше там инструменты хранил, теперь всё в подсобку перенёс, так что свободен. Только утром уйдёшь тихо, чтоб