— Спасибо, — Даниил сглотнул комок в горле. — Правда, огромное спасибо. Но… я, наверное, пойду дальше.
Михалыч удивлённо поднял брови.
— Дальше? Сейчас? Парень, уже темнеет. Куда ты пойдёшь в такую темень?
— Я… привык ночевать на улице, — соврал Даниил, отводя взгляд. — И вообще, не хочу вас затруднять.
На самом деле причина была другой. Слишком близко к людям. Много внимания да и опасно это. Вдруг кто-то узнает? Вдруг его ищут? ФСМБ не могла просто так забыть о побеге из «Зеркала». Могли разослать ориентировки: фотографии или описание. А Михалыч — добрый человек. Если к нему придут с вопросами, он не сможет хорошо соврать. Расскажет про оборванного парня, который мыл посуду за еду. И тогда след приведёт сюда. Нет, лучше держаться подальше от людей.
Михалыч посмотрел на него долгим, оценивающим взглядом. Потом вздохнул.
— Ну, дело твоё. Не хочешь — не надо. Только осторожнее там. В лесу волки бывают. Редко, но бывают.
— Буду осторожен, — пообещал Даниил. — Ещё раз спасибо. За всё.
Михалыч махнул рукой, возвращаясь к своей газете.
— Иди уж. Береги себя, парень.
Даниил вышел из кафе в сгущающиеся сумерки.
Постоял немного на крыльце, вдыхая вечерний воздух — прохладный, пахнущий полями и дальней грозой. Небо на западе ещё светилось оранжевым, но тьма уже наступала быстро.
Он направился дальше по дороге, держась обочины.
Шёл минут двадцать, может, полчаса, пока не заметил справа от дороги небольшую рощу — густую, тёмную, манящую укрытием. За деревьями слышался монотонный шум воды — река протекала где-то совсем близко.
Идеальное место. Укрытие от чужих глаз, вода поблизости, и главное — никого вокруг на километры.
Даниил свернул с дороги и углубился между деревьями. Нашёл небольшую поляну у самой кромки воды. Собрал сухие ветки — их было достаточно после жаркого лета. Разжёг костёр, используя остатки спичек, которые стащил ещё позавчера на одной из заправок.
Пламя разгорелось быстро, жадно, отбрасывая тёплый оранжевый свет на стволы окружающих деревьев и создавая круг безопасности в темноте.
Даниил сел у огня, протянув руки к теплу, и просто смотрел на танцующие языки пламени. Гипнотизирующее зрелище, древнее и успокаивающее.
За рекой, где-то в темноте леса, кто-то ухал протяжно и тревожно — сова, наверное, вышла на охоту. Ветер шелестел листвой над головой, принося запах влаги и речного ила. Где-то вдалеке плеснула рыба, нарушив гладь воды.
Звуки живого мира. Свободного мира, мира, который продолжал существовать независимо от человеческих драм и трагедий.
Даниил медленно откинулся назад, опираясь на руки, и посмотрел на небо сквозь просветы между кронами деревьев.
Звёзды. Бесконечное множество звёзд, рассыпанных по чёрному бархатному полотну ночи. Живые, мерцающие, тёплые точки света — не холодные мёртвые призраки из видения Воронова, а настоящие, горящие солнца где-то невероятно далеко.
Он смотрел на них долго, не отрываясь, и чувствовал нечто странное, почти забытое — свободу. Настоящую, физическую, осязаемую свободу.
Не было стен камеры, сжимающих со всех сторон. Не было подавителей, гудящих в ушах и давящих на разум тяжестью. Не было надзирателей с их холодными взглядами. Не было приказов Тарханова, определяющих каждый его шаг.
Только он сам, костёр перед ним, река за спиной и бесконечное ночное небо над головой.
Глава 5
Даниил закрыл глаза, глубоко вдыхая прохладный ночной воздух. Дым от костра щекотал ноздри. Где-то стрекотали ночные насекомые. Впервые в этой жизни он и правда чувствовал, что свободен от своей прошлой жизни…
* * *
Три года назад. Зима.
Даниил стоял в маленькой комнате для допросов в одном из региональных отделений ФСМБ. Помещение было стандартным — голые бетонные стены, покрашенные в серый цвет, тусклая лампа под потолком, металлический стол, прикрученный к полу, два стула.
Напротив него, за этим столом, сидел молодой человек лет двадцати пяти. Худой, с нервными движениями. Бледный, словно не видел солнца месяцами. Глаза испуганные, бегающие из угла в угол. Журналист — Алексей Круглов.
Он раскопал компромат на генерала Тарханова. Серьёзный компромат — связи с криминальными структурами, отмывание денег через подставные фирмы, незаконные операции с использованием псайкеров против мирных граждан. Опасный материал и если бы он вышел в свет — скандал был бы чудовищным. Тарханов полетел бы с должности, может быть, даже сел бы в тюрьму.
Генерал не мог этого допустить. Поэтому вызвал Даниила в свой кабинет и сказал коротко и ясно:
— Сломай его. Полностью. Чтобы он забыл, что вообще хотел публиковать эту чушь. Чтобы боялся даже думать об этом. Чтобы при одном упоминании моего имени его трясло. Понял?
— Понял, господин генерал.
— И сделай это тихо. Без следов. Никаких повреждений мозга. Чтобы потом его выпустили, и все подумали, что он просто передумал. Испугался или купился на что-то.
— Будет сделано.
Даниил вошёл в комнату для допросов, закрыв за собой дверь. Сел на стул напротив журналиста, сложив руки на столе. Посмотрел ему в глаза спокойно, почти дружелюбно.
Алексей дёрнулся, но не отвёл взгляд. В его глазах промелькнула надежда — отчаянная, цепляющаяся за соломинку надежда.
— Вы… вы не из тех, кто работает на Тарханова, да? — голос дрожал, но в нём слышалась попытка держаться. — Вы поможете мне? Я знаю, что-то, что делает Тарханов — незаконно! У меня есть доказательства! Документы, записи, свидетельские показания! Если вы честный человек, если вы служите закону, а не…
— Тише, — мягко, почти ласково сказал Даниил.
И коснулся его разума.
Легко, почти нежно, словно прикосновение пёрышка к поверхности воды, но этого хватило.
Даниил мгновенно нашёл эмоциональные узлы в психике журналиста — те точки, где концентрировались страхи, сомнения, неуверенность. Каждый человек был пронизан ими, как паутиной. Надо было только потянуть за нужную нить.
И он начал тянуть профессионально и безжалостно. Страх перед Тархановым, который был там фоновым беспокойством, Даниил раздул до размеров всепоглощающей паранойи. Сомнения в правоте своих действий, которые журналист подавлял, превратил в чувство вины, грызущее изнутри. Неуверенность в себе, спрятанную глубоко, вытащил на поверхность и увеличил до паники.
Алексей дёрнулся на стуле. Глаза расширились, а дыхание участилось.
— Что вы… что вы делаете… — прошептал он.
Даниил не ответил. Просто продолжал давить, ломать, выкручивать психику, как выкручивают мокрую тряпку, выжимая последние капли.
Потому что так приказал Тарханов. Потому что он был инструментом, обязанным выполнять приказы. Потому что… потому что, если честно,