Но еще сильнее, чем её честность, меня манил уровень её Пути. Восьмой… Я даже не мог вообразить, какие безграничные возможности силы это открывало.
— Я согласен. — сказал я твёрдо. — Но у меня есть условие.
Лериан едва не поперхнулся, а Бранка приподняла бровь.
— Условие? — переспросила она, и в её голосе впервые прозвучала лёгкая насмешка.
— Я хочу, чтобы мои товарищи, — я кивнул на Горста и Эдварна, — могли заниматься вместе со мной. Не обязательно как личные ученики, но они должны быть рядом.
Бранка недовольно сжала губы.
— Моя методика не рассчитана на групповые занятия. Я буду учить только тебя.
— Мне нужны верные люди, Бранка. — не отступал я. — Они доказали свою преданность не словами, а кровью и готовностью пожертвовать всем. В одиночку, какой бы силой ты меня ни наделила, я не смогу изменить ничего. Как, скажи, весь мир узнает о моём сиянии, если рядом не будет тех, кто отразит его и донесёт до других?
Горст и Эдварн замерли, словно статуи, затаив дыхание. В их глазах плескалась надежда, смешанная со страхом — боялись, что моя настырность все испортит.
Бранка слегка нахмурилась, обдумывая мои слова. Она была солдатом, тактиком. Логика сильного лидера, окружённого преданной командой, должна была быть ей ясна.
— Ладно. — наконец выдохнула она. — Учить буду только тебя. Но они могут присутствовать. Смотреть, слушать, впитывать. Однако… — её голос стал стальным, взгляд метнулся к Горсту и Эдварну, — чтобы не отвлекали! Ни единым словом, ни жестом, если я не обращусь к вам напрямую. Нарушите — вылетите к чертям. Понятно?
Мужчины кивнули почти синхронно, без раздумий. В их глазах, обращённых ко мне, читалась огромная, немая благодарность. Они понимали цену этого шанса.
Лериан, наблюдавший за сценой, снова обрёл своё привычное выражение лёгкой насмешки.
— Отлично улажено. Горст, Эдварн, пока можете присоединиться к общей группе. — он махнул рукой в сторону тренирующихся. — Чуть дальше найдёте раздевалку. Переоденьтесь в тренировочную форму. Бранка позже покажет, с кем вы будете работать. Каэл…
Все взгляды устремились к парню, безвольно висевшему на спине у отца. В его глазах застыли тоска и горькое осознание собственной беспомощности.
— … Каэл, — продолжил Лериан, и голос его смягчился на полтона. — ты пока понаблюдай. Поверь, даже просто наблюдение за тем, как работают эти безумцы, — он обвёл рукой зал, — уже будет для тебя бесценным опытом. Слабаков тут нет. Запомни каждое движение, рывок. Тебе это пригодится.
Парень попытался выдавить подобие улыбки и коротко кивнул. Было видно, что ему больно, но он изо всех сил старался не показывать этого.
— Бранка. — Лериан снова обратился к девушке. — Макс будет заниматься с тобой каждое утро. Начнём завтра. Договорились?
— Договорились. — кивнула она, уже обдумывая детали. — Я подготовлю для него… специальную программу.
— Отлично. А теперь, Макс, — Творец хлопнул меня по плечу, — твоя очередь. Пойдём, у нас тоже есть работа.
Я бросил прощальный взгляд на друзей. Эдварн и Горст уже направлялись к раздевалке, а Каэл устроился на скамье, с жадным интересом наблюдая за тренирующимися. Я кивнул ему, стараясь ободрить, и повернулся к Лериану.
Мы направились в дальний конец гигантской площадки, к монолитной, ничем не примечательной стене. Лериан, не сбавляя шага, подошёл к ней и достал из инвентаря небольшой, отполированный до зеркального блеска камень, испещрённый мелкими рунами. Такого артефакта я еще не видел. Творец приложил камень к едва заметной впадине на стене. Руны на камне и стене синхронно вспыхнули голубым светом, и массивная каменная глыба бесшумно отъехала в сторону, открывая проход.
Внутри нас ждала ещё одна пещера, меньше размером, но не менее впечатляющая. Идеально круглая, с гладкими, отполированными стенами, испускающими ровный рассеянный свет. Воздух здесь был другим — стерильным, насыщенным озоном и едва уловимым гулом энергии. В центре стояли манекены из странного тёмного материала, а вдоль стен тянулись стеллажи с инструментами, кристаллами и заготовками, которые я не мог опознать.
— Это моя личная мастерская. — объявил Лериан, и в его голосе прозвучала нотка гордости. — И твоя тоже, на время обучения. Здесь нас никто не потревожит, и мы будем учиться самому главному для Творца. Тому, ради чего наш класс и был создан. Творить.
Он подошёл к массивной каменной столешнице, занимавшей центр, и жестом пригласил меня занять один из двух простых табуретов. Я последовал его приглашению, ощущая, как внутри нарастает предвкушение. Лериан уселся напротив, сложил пальцы в характерный «домик» и впился в меня своим пронзительным взглядом.
— Итак, Макс, начнём с основ. Скажи мне, как ты думаешь, в чём заключается главная сила нашего класса?
Вопрос показался до смешного простым. Я ответил, не раздумывая, опираясь на собственный опыт.
— В создании мощных артефактов и системных умений.
Лериан улыбнулся, и в его улыбке промелькнула забавная снисходительность, словно он слушал ребёнка, впервые постигающего основы арифметики.
— Ты прав во всем, мой юный коллега. И одновременно — не прав ни в чём.
Я ошеломленно уставился на него, не в силах понять.
— Как это?
— Ты назвал следствие, а не причину. Инструменты, а не суть. — объяснил он. — Создавать артефакты может любой ремесленник с подходящим навыком, пусть и не столь совершенные, как наши. Формировать умения… это уже ближе. Но истинная, фундаментальная сила Творцов, то, что выделяет нас из всех остальных, — это способность создавать артефактные умения.
Я продолжал смотреть на него с непониманием. Термин «артефактные умения» прозвучал для меня впервые, как странная тавтология.
Лериан уловил моё замешательство.
— Попробую объяснить проще. Ты сказал, что сила в создании артефактов и умений, но это две стороны одной медали. Ответь на другой вопрос: ты когда-нибудь пытался, не следуя рецепту, а повинуясь наитию, соединить созданные тобой артефакты во что-то большее? Не просто использовать их вместе, а придать им… новый, единый смысл? Заставить их сущности переплестись?
Его слова, словно ключ, повернули в моей памяти тяжёлый, скрипящий замок. Я вспомнил отчаянный момент в битве за город, лицо Высшего монстра, принявшего облик Шепчущего, всепоглощающую ярость и отчаяние. Как артефакты в моих руках вдруг перестали быть просто предметами. Их границы расплылись,