Он стоял, по привычке заложив руки за спину, и буквально сканировал меня с головы до ног своим внимательным взглядом.
Вбитые на подкорку рефлексы сработали быстрее мысли. Я мгновенно выпрямился и поприветствовал его.
— Товарищ капитан! Курсант Громов после выполнения полётного задания…
Ермаков кивнул и поднял руку, жестом останавливая меня.
— Выглядишь дерьмово, Громов, — слегка поморщившись, констатировал он.
Я не смог сдержать кривую усмешку. В этом был весь Ермаков. Он особо не церемонился с курсантами. И что тут скажешь? Он прав. Выглядел я и правда паршиво.
— Спасибо, товарищ капитан! — бодро ответил я, несмотря на всю абсурдность ситуации.
— Вольно, — разрешил Ермаков и достал из кармана сложенный вчетверо листок бумаги. — Держи. Заслужил.
Я расслабился и взял протянутый листок. Развернул его. Взгляд скользнул по стандартному казённому тексту, но смысл написанного не сразу дошёл до моего уставшего мозга.
Я перечитал: «Курсанту Громову С. В. предоставляется увольнительная сроком на 24 часа…»
В этот момент я почувствовал себя мелким пацаном, который под новогодней ёлкой обнаружил именно тот самый заветный подарок, о котором он писал Деду Морозу в письме.
Волна чистого, ничем не омрачённого восторга накатила на меня. Мне отчаянно захотелось обнять капитана и от души расцеловать его. По-брежневски, в обе щеки, три раза.
Даже не пытаясь скрыть счастливую улыбку до ушей, я проговорил:
— Спасибо, товарищ капитан!
Тот довольно хмыкнул.
— Иди давай. Времени у тебя, считай, нет. — Он махнул рукой в сторону стоянки грузовиков, развозящих личный состав.
Я кивнул, мысленно представляя, как доберусь до мягкой кровати, рухну на неё и провалюсь в сон на ближайшие двенадцать часов. А может и больше.
Я торопливо шагнул в направлении стоянки. Но через пару шагов вспомнил кое о чём важном. Я резко остановился и обернулся.
— Товарищ капитан, а зачёт?
Ермаков, уже повернувшийся было к входу в командный пункт, остановился и отмахнулся.
— Иди, иди. Сдал ты. С остальным разберусь. — Он сделал ещё один шаг, затем щёлкнул пальцами, будто вспомнив о чём-то. — А, да, чуть не забыл. Телеграмма на твоё имя пришла. Зайди на почту, получи.
— Ещё раз благодарю вас, товарищ капитан! — выпалил я и снова отдал честь.
Я начал разворачиваться, но на этот раз уже Ермаков окликнул меня:
— Громов!
Я остановился. В голове даже мысль успела промелькнуть: Неужели увольнительная — это чья-то не очень смешная шутка?
— Ты молодец, — коротко бросил Ермаков.
Сказав это, он развернулся и зашёл внутрь командного пункта.
Нет, не шутка. И это прекрасно! Я пошёл к машине.
Нет, я не просто шёл, я почти летел, едва касаясь ногами земли. Новость окрыляла меня не хуже ред булла. Усталость, что давила на плечи ещё пять минут назад, испарилась и на смену ей пришла лёгкая эйфория.
На душе у меня пели птички. Или ангелочки. Или все вместе. Прямо как у диснеевских принцесс.
Впереди были сутки отдыха! Целые, мать его, сутки! Двадцать четыре часа, которые можно было потратить на сон и ничегонеделание.
— Юху! — не сдержавшись, выкрикнул я совсем уж по-мальчишески и подпрыгнул на ходу, забавно стукнув пяткой о пятку. После этого я ускорил шаг и почти бегом пошёл к стоянке.
Прежде чем отправиться в город, я зашёл на почту. Там, как и обычно, сидела тётя Поля.
— Здравствуйте, товарищ ефрейтор! Курсант Громов, — поприветствовал я её. — Для меня должна быть телеграмма.
— А, Громов! — лицо женщины расплылось в доброй улыбке. — Подожди секундочку.
Она порылась в деревянном ящичке с разгороженными отделениями и через мгновение извлекла оттуда искомое.
— Держи, родимый. Видать, хорошие вести, раз улыбаешься так.
— Надеюсь, ответил я. Спасибо вам большое! — поблагодарил я и вышел на улицу.
Раскрыв телеграмму, я пробежался взглядом по строкам. Писал отец. Уж не знаю, откуда он узнал, что у меня сегодня будет увольнительная, но факт остаётся фактом. Отец в Волгограде.
Он написал, что будет ждать меня в гостинице «Волгоград» и указал в каком номере он поселился. Я присвистнул, глядя на текст.
— Кучеряво живём, — негромко проговорил я сам себе, ведь гостиница была не из дешёвых. Свернув телеграмму и убрав её в нагрудный карман, я направился к КПП, предвкушая каплю относительной свободы.
Добравшись до гостиницы, я вошёл в вестибюль и снова достал телеграмму, чтобы вспомнить нужный этаж и номер. Вскоре я уже шагал по коридору и вглядывался в таблички на дверях. Отыскав нужную мне дверь, я постучал.
Через несколько секунд мне открыл отец. Скорость меня поразила. Будто он всё это время стоял за дверью и только и делал, что ждал меня.
— Здравствуй, сын, — поприветствовал он меня и крепко обнял, похлопав по спине. Отстранившись и удерживая меня за плечи, он принялся рассматривать мою физиономию и пришёл к закономерным выводам: — Неважно выглядишь.
— Весь в отца, — со смехом парировал я, но в шутке была лишь доля шутки. Отец и правда выглядел уставшим не меньше моего.
— Что тут скажешь, — ответил он, закрывая за мной дверь и провожая меня в номер. — Новая должность накладывает некоторые обязательства. Спрос теперь совсем другой.
— Ожидаемо, — кивнул я, устраиваясь в одном из кресел. — Проблемы?
Отец наморщил лоб, сел напротив и тяжело вздохнул, словно подбирая слова.
— Проблемы были, есть и будут, — проговорил он и бросил взгляд на часы. — Скоро пойдём обедать. Так вот, дело не столько в проблемах, сколько в задачах. И их очень много. Ты пока многого не знаешь, но скоро, я надеюсь, узнаешь. — Он с облегчением откинулся на спинку кресла, будто скинув с плеч тяжёлый мешок. — Ох, ты не представляешь, как я жду момента, когда смогу говорить с тобой открыто, без необходимости что-то недоговаривать или увиливать.
— Понимаю, — искренне отозвался я. Вся моя нынешняя жизнь была построена на недоговорённостях. — Так какие всё-таки проблемы, которые не проблемы? — уточнил я.
Отец немного подумал, потирая переносицу, а потом, отыскав подходящие формулировки, сказал:
— Основные две: время и деньги. Мы безнадёжно опаздываем, и нам отчаянно не хватает финансирования.
Я не удивился. Я и сам отлично знал, с какими трудностями сталкивается советская лунная программа. Мало того что СССР включился в Лунную гонку позже американцев, так ещё и ресурсы распылялись между враждующими КБ, а финансирование урезалось.
— Есть какие-то мысли на этот счёт? — спросил я.
Отец бессильно развёл руками.
— Пока нет. Тупик.
— Понял, — сказал я.
— Сергей Павлович говорит, — понизив голос, продолжил отец, — что попробует пробиться к Генеральному. Но, чтобы к нему идти, у нас должно быть что-то существенное. Не просто отчёты и планы, а что-то, что убедит его