Половину ночи мы провели под шум воды и ворчание дяди Гриши, в то время как он, костеря всё на свете, дежурил у едва тлеющего костра.
Компанию ему составил Митя, который наутро в красках описывал мне все шорохи, крики ночных животных и треск веток под копытами лося, что бродил в ночи возле нашей стоянки. А потом их сменили мы с Павлом Ивановичем.
Под утро дождь, наконец, утих, превратившись в ленивую морось. Ночная тьма сменилась равномерным серым свечением, просачивающимся сквозь тучи. Этого было достаточно, чтобы с трудом и крепким словцом развести новый костёр. Капли по-прежнему с шипением падали в огонь, но уже не тушили его. И это несказанно радовало. За ночь мы все прилично продрогли несмотря на тёплую одежду. Поэтому сейчас мы отогревались у костра, поглощая нехитрый завтрак.
Сбоку от меня завозился Митя. Нос его покраснел, глаза выглядели немного воспалёнными. Кажись, готов, голубчик. Вернёмся в Звёздный, и он сляжет с простудой, как пить дать.
Пока я разглядывал шмыгающего носом Митю, дядя Гриша вытер губы рукавом и обратился к нашему командиру:
— Паша, как там дела с отбором на Луну? Когда начнётся подготовка, не в курсе?
Мы с Митей, услышав это, тут же навострили уши, делая вид, что увлечены своими делами. Но услышанное меня удивило и взволновало одновременно. Не знал, что отбор уже идёт. Отец мне об этом ничего не говорил. Неужели он считает это бессмысленным для меня? Или просто не хочет, чтобы я рисковал?
В любом случае это был тревожный звонок. Если дядя Гриша прав, значит, мне пора переходить к активным действиям. Промедление может стоить мне места в лунной программе.
Единственный реальный шанс, который я видел для себя, — это пойти путём Константина Феоктистова. Я хорошо помнил его историю. У него тоже практически не было шансов полететь в космос. Но он не упустил возможности, когда Королёв сказал ему, мол, хочешь место в корабле? Придумай, как воткнуть в него третье кресло — тогда полетишь. И Феоктистов придумал.
Вот и мне нужно придумать, как втиснуть второе кресло в лунный посадочный модуль, сделать его двухместным. Мысли на этот счёт у меня были. И не только мысли. Над этим я работал ещё с прошлого года. Но это были лишь наброски, требующие проработки и, главное, времени.
Через отца действовать не вариант. После последнего нашего разговора, когда он не без труда уговорил руководство отложить запуск «Союза-1», я не был уверен, что он прислушается к моим новым инициативам. Может случиться и так, что он попросту отмахнётся, сославшись на занятость или надуманные причины. Похоже, он считает, что мне стоит сосредоточиться на базовой подготовке, а не лезть в высокие материи.
Поэтому мне пришла в голову мысль пойти ва-банк. Почему бы не написать напрямую Кериму Керимову, начальнику ЕККП? Наверняка он в курсе моей роли в отмене того злополучного запуска Союза-1. А значит, он как минимум ознакомится с моим предложением.
И даже если он не поверит в саму возможность двухместного лунного модуля, можно попытаться сыграть на его любопытстве и амбициях. Керим Аббас-Алиевич может согласиться на эксперимент, не воспринимая меня всерьёз. Мол, пусть мальчишка пробует, всё равно ничего не выйдет. А я возьму и сделаю. А слово будет дано, и назад его уже сложно будет забрать.
Но для того чтобы мой рапорт дошёл для него, мне нужно будет пройти длинный квест из череды начальников. Если я обращусь к Керимову, минуя их, то потом хлопот не оберусь. Так что придётся действовать поэтапно. Мужики они с головой и адекватные, не думаю, что будут вставлять палки в колёса.
Между тем Павел Беляев вздохнул, покрутил в зубах сорванный стебелёк и задумчиво ответил:
— Ох, не знаю, Гриша. Всё тянется очень долго. Сам знаешь, как оно у нас.
Дядя Гриша понимающе кивнул. Он, прошедший войну и множество штабных учений, прекрасно знал цену бюрократическим проволочкам. Отправь бумагу туда, согласуй здесь, дождись резолюции от третьих — и вот уже месяц пролетел, а дело с мёртвой точки не сдвинулось.
— Хотя, — протянул Беляев, глядя на огонь, — с тех пор, как создали ЕККП, всё немного ускорилось. От некоторых дублирующих проектов отказались, другие заморозили. Благодаря этому разгрузили КБ, инженеры теперь меньше распыляют свои силы. Заметен рост. Этого не отнять.
Он перевёл взгляд на кучу дров, которая стремительно таяла на глазах, потом, подавшись вперёд, глянул на нас с Митей.
— Ковалёв, — повысил он голос. — Хватит уши греть. Дуй за дровами. Надо бы запас сделать. Громов, а ты за водой сходи и обед готовь.
Митя, от неожиданности, аж подпрыгнул на месте, заметался. Не глядя ни на кого, он сорвался с места и поспешил в сторону ближайших зарослей. Я проводил его сочувствующим взглядом. Так и не приспособился он к лесу. А потом я заметил, что он оставил свою рацию на бревне. Вот растяпа. Серьёзное нарушение. Не зря же дядя Гриша с первого дня всё время бухтит про то, что рация должна быть всегда при себе.
— Дима, погоди! — окликнул я его.
Он остановился на краю поляны и обернулся. Я, подхватив рацию так, чтобы не привлекать к ней внимание, подошёл к Мите и протянул её ему.
— Спасибо, Серёга, — смущённо пробормотал он, принимая аппарат. Видно было, что он и сам испугался своей забывчивости.
— Не за что, — ответил я. — Будь внимательней, а? Не витай в облаках.
Митя кивнул, развернулся и опрометью скрылся в серо-зелёной чаще кустарника. Я повернулся к костру и увидел, что всё это время за нами наблюдали дядя Гриша и Павел Иванович. Заметили всё-таки.
Павел Иванович сокрушённо покачал головой, но промолчал. А вот дядя Гриша был куда менее сдержан. Он недовольно плюнул в сторону и проворчал, обращаясь к Беляеву:
— Тьфу ты, каков балбес! А я говорил, нечего пока гражданским делать в космонавтах. Не по Сеньке шапка. В лесу пропадёт как миленький.
— Ты не прав, Гриша, — возразил ему Беляев. — Не все они такие рассеянные. Вон, Вова рассказывал, что в его группе один из гражданских, кажется, Олег Воронов, очень даже хорошо себя проявил на всех тренировках. И руки золотые, и голова на месте. Это просто нам, — он кивнул в