— Купите матери птицу, — посоветовала она.
И вот в дом, как когда-то ящик с совой, внесли кованую металлическую клетку, украшенную узором из искусственного мрамора, в которой сидел белый какаду высотой пятьдесят сантиметров, чей хрустальный хохолок, как у певца, исполняющего танго, вставал на голове пучками, когда включали музыку. Попугай приехал с берегов бурных рек Индонезии, и, хотя его крик напоминал загадочный язык архипелага, он испытывал к Терезе такую нежность, как будто родился поблизости от ее дома. Но появление этого великолепного существа, которое умело говорить, мурлыкать, как кошка, и хохотать, не пробудило интереса Терезы. Она по-прежнему сидела в самом дальнем углу в ротанговом кресле, всматриваясь в заброшенный сад, и все время насыпала в чашечки смесь канареечника, тыквенных семечек и очищенного овса. Затем ей вздумалось купаться в старой ванне. Громоздкий сосуд перенесли к подножию ее кровати, и Селии Филомене в течение более чем двух недель приходилось наполнять его горячей водой и тереть спину Терезе тряпкой, обмокнутой в янтарную патоку.
— У меня болят легкие, — ворчала иногда пожилая женщина.
Чтобы помочь своей подопечной, молодая медсестра предложила восстановить вольер. Так снова, как во времена рассвета, дом на улице Санто-Доминго наполнился птицами со всех уголков мира, которых тайком провозили через контроль на железной дороге или контрабандой по морю. Только теперь клетки поставили не в вольере и не в гостиной, а прямо в комнате Терезы, которая, лежа в ароматизированной васильками воде в ванне на львиных лапах, наблюдала за десятками порхающих вокруг, будто в лесу, птиц.
Ее состояние, однако, не улучшалось. Рассудок продолжал теряться в пустоте, и она так похудела, что напоминала стеклянного соловья, завернутого в простыню. В довершение всего Терезу стал одолевать мучительный кашель, как в детстве в Лимаче. Однажды днем, не в силах совладать с удушливым приступом, она пожаловалась на острую боль в горле, и Селия Филомена, знавшая от своей матери о целебных свойствах хорошей кухни, решила приготовить ей бульон из куриных ножек с конской мятой.
Сиделка перевернула содержимое всех шкафов на кухне и, не найдя нужных продуктов, взобралась на табурет, чтобы поискать в глубине полок. Наконец девушка вытащила банку из-под печенья, о которой забыли, видимо, уже много лет назад, и обнаружила там, как она подумала, старые куриные кости. На самом же деле это были останки патагонского динозавра, которые Аукан припрятал сорок лет назад, в период рассказов о левитации. И Селия Филомена, не догадываясь об этом, сварила бульон из доисторических окаменелостей, добавив чуточку масла. Терезе он показался невероятно вкусным, и она обсосала все косточки, даже не подозревая, что втягивает в себя костный мозг, просуществовавший шестьдесят миллионов лет.
Никто так никогда и не установил, случилось ли это из-за отравления костями динозавра или из-за птичьей инфекции, но через несколько часов Терезу унесло в палеонтологическое путешествие со сказочными животными. Катаясь по перине, как носорог в песке, она чувствовала в галлюцинациях такую свободу, такую легкость, такую напористую примитивную силу, что ей чудилось, будто она летает. Она увидела на вершинах Кордильер окруженного нимбом света призрачного кондора, который расхаживал, распахнув гигантские крылья, вокруг ее вольера, и мелодично клекотал. Тогда Тереза впервые за долгое время заплакала от счастья и чистым голосом, ставшим знаменитым перед эпидемией в Лимаче, произнесла:
— Мишеля Рене не существует.
Эту исповедь, последние сказанные ею слова, никто в доме расшифровать не смог. Селия Филомена отнесла их на счет старческого бреда и тем же вечером, в рождественское воскресенье, стала единственным свидетелем смерти Терезы Ламарт, покинувшей мир поблизости от своего пустого вольера. Похоронили ее на Cementerio Ceneral [38], рядом с Лазаром, четыре человека опустили гроб на морских канатах в могилу, которую полностью покрыли цветами подсолнечника, и до изгнания последнего Лонсонье туда прилетали птицы.
Вскоре после ареста Иларио Да был доставлен в тюрьму для политзаключенных, где ему предстояло пережить самое страшное время в своей юности. Тогда вилла Гримальди представляла собой сумрачный парк. Камеры с единственной дырой в потолке вместо окна располагались в выстроенных радами маленьких хижинах из деревянных щитов. Узники теснились в этих убогих строениях, напоминавших ящики для хранения кукурузы и обнесенных деревянными досками, колючей проволокой и металлическим ломом. Унылое изнеможение застоялось в этом саду без цветов, огороженном недавно возведенным забором из зеленого кирпича, который провалился в небытие между вчера и завтра.
По прибытии Иларио Да вытолкали из машины пинками, и стоявший рядом полковник с сознанием собственной власти заявил:
— Здесь и немые говорят.
Автоматная очередь заставила Иларио Да содрогнуться, потом его грубо потащили в застенок. Хотя глаза у него были заклеены, арестант почувствовал, что оказался в битком набитом помещении. Его заставили сесть, и, заперев висячий замок, надзиратель, прежде чем уйти, крикнул:
— Кто здесь начальник?
— Вы начальник! — хором ответили узники.
Иларио Да удивился, услышав столько голосов вокруг себя, но особенно поразила его дисциплина среди заключенных, выдающая выдрессированную покорность. Он прижал голову к стене и через небольшую щель между витками липкой ленты смог окинуть камеру взглядом. На глаз помещение казалось метра четыре в длину и два в ширину: слишком тесное для шестнадцати человек, которых ему удалось насчитать. Облупившиеся стены сохранили следы синей краски, отвратительная лампочка посередине потолка горела всю ночь. Вдоль стены стояли в ряд шесть стульев, от одного конца камеры до другого тянулись двухъярусные нары из деревянных брусьев.
Иларио Да сумел рассмотреть затравленные лица молодых узников, по большей части со сломанными костями, понурые усталые головы, посиневшие связанные руки. Грязная одежда, длинные бороды, между расставленными ногами лужи слюны — эти несчастные казались частоколом из олицетворенного поражения, унижения и страдания. У некоторых были сильные ожоги, у других глубокие раны. Каждый раз при появлении