Паника снова поднялась в моей груди, когда всё разом обрушилось на меня, каждая крупица страха и замешательства зажужжала, словно рой разъярённых пчёл. Каждая мысль будоражила следующую, пока они не закружились в самоподдерживающемся цикле.
— Успокойтесь, — мягко сказала мне Валерия и положила руку на моё плечо. — Мы не желаем вам зла. Вы в безопасности здесь. Владыка Каел беспокоился, что у вас может остаться шрам или начаться заражение. Он пожелал, чтобы мы обработали вашу рану, чтобы этого не случилось.
Глубокий вдох. Что бы ни происходило, паника не поможет. Я попыталась повторить мантру времён работы медсестрой. Паниковать потом. Разберись с этим сейчас. Паниковать потом.
Я откинула голову назад, на наклонную поверхность стола, выдохнула и снова перебрала в уме осознание всего происходящего, пытаясь закрепить его, протолкнуть сквозь собственный плотный, охваченный паникой разум. Валерия была права; ни один из них не причинял мне вреда. Напротив, Торнеус обезболил мою руку. Единственный ущерб, нанесённый мне, был тот, что я нанесла себе сама, и они пытались его исправить.
Чёрт, насколько я могла понять, единственная причина, по которой меня привязали к столу, — это не дать мне запаниковать и начать бороться.
— Простите. Я просто не знаю, что происходит. За один день я проснулась с татуировкой, которую не делала, на меня нападали, преследовали и похищали. А проснуться здесь, вот так, — это не нормально.
— Я знаю, — утешительно сказала Валерия и провела рукой по моему плечу, поглаживая меня, как могли бы гладить члена семьи. В её прикосновении была странная, искренняя симпатия. — Сразу многое предстоит осмыслить. Вам не за что извиняться.
Торнеус теперь доставал какую-то мазь из банки и наносил её на открытую рану тампоном. Круглый разрез, который я сделала на запястье, теперь выглядел как сильный ожог третьей степени. Я не могла не смотреть, заворожённая, препараты в моей системе по-прежнему делали всё слегка рассогласованным и ватным.
Наконец, я снова посмотрела на Валерию.
— Не могли бы вы, пожалуйста, ответить на некоторые из моих вопросов? — Может, стоило попробовать снова, на этот раз более вежливо и менее панически.
— Дело не в том, что я не хочу вам рассказать, но я не знаю, как лучше всё объяснить, не причинив вам ещё большей тревоги, — она выглядела почти смущённой. — Скоро вы вернётесь под опеку Жреца. Поговорите с ним. У него куда больше… опыта в этих делах, чем у меня.
— Жреца? — переспросила я.
— Вы встречали его, я, полагаю. Владыка Каел доставил его на Землю, чтобы помочь забрать вас и вашего друга. Его зовут Сайлас, хотя мы все зовём его Жрецом, несколько пренебрежительно, боюсь. — Валерия улыбнулась мне. — Владыка Каел полагал, что более вдумчивый подход может увенчаться успехом там, где он потерпел неудачу. — Валерия слегка наклонилась и понизила голос — словно кто-то мог подслушать. — Неужели вы убили Владыку Каела?
— Ну, нет, раз он не мёртв, — тихо сказала я, чувствуя, что упускаю что-то очень важное. — Клянусь, но я это сделала. — Сотня мыслей и вопросов попытались разом вывалиться из моего сознания, застряли в дверном проёме моего мозга и не могли найти ничего полезного. Наконец, одной из них удалось вырваться из толпы с хлопком. — Вы сказали, Каел доставил его на Землю. Это значит, я больше не на Земле…?
Валерия печально вздохнула и посмотрела на Торнеуса, который поднял взгляд от работы с укоризненным выражением я-же-говорил. Валерия на мгновение стиснула зубы, прежде чем снова посмотреть на меня. Она была весьма красивой, даже с жутковатой маской.
— Нет, моя дорогая, — сказала она с выражением женщины, которая только что нажала кнопку подрыва на вооружённой бомбе. — Это не Земля.
Я могла закричать — могла запаниковать, бороться, биться — умолять о свободе, стошнить или расплакаться. Может, виной были препараты, или я просто была измотана и устала бояться. Но что-то во мне сникло от этой новости и сдалось в попытках осмыслить и понять всё, что я видела и слышала до сих пор.
Это больше не была Земля.
Честно говоря, после всего, через что я прошла, у меня не было причин сомневаться в их словах. Не было причин думать, что странная и плоская дыра в пространстве, свидетелем которой я стала, была не чем иным, как именно ею. Вратами в другое место. Это казалось настолько нелепым, что мне почти захотелось смеяться, но я была слишком утомлена даже для этого.
Вместо этого я откинула голову назад, на наклон стола, и уставилась в потолок. Там висела красивая люстра, с огнями на извивающихся латунных рукавах, горевшими, словно свечи. Классическая конструкция была вделана в потолочный медальон, чьи закрученные листья аканта казались искорёженными и перекошенными. Слишком заострёнными и угловатыми — как письмена на моей руке. Как письмена на их масках.
— Я хочу домой, — призналась я им, чувствуя себя маленькой и безнадёжной. Чувствуя себя по-детски беспомощной перед лицом происходящего, как и выдавало это утверждение.
— Обещаю вам, через несколько дней, а может, и раньше, это станет вашим домом, — торжественно произнесла Валерия, глядя мне прямо в глаза. — Вы примите всё, что произошло. Увидите в этом мире новую возможность. Клянусь вам.
Я подняла голову, собираясь задать вопрос, но меня прервали.
— Один совет, — произнёс Торнеус, и я повернулась к нему. Он указывал ватной палочкой на рану у меня на руке, словно профессор на лекции, демонстрирующий учебный материал. — Живая ткань отделяется не так, как мёртвая. Мне совершенно очевидно, что вы привыкли работать именно с мёртвой. У трупов кожа отходит от нижележащих слоёв довольно чисто и аккуратно.
Вот уж действительно смена темы. Этот человек держался с видом университетского преподавателя, и внезапно я почувствовала себя снова на первом курсе медицинского. — То, что вы здесь видите, эти пузыри на дерме — результат травмы, которую вы сами себе причинили, когда, насколько я могу судить, содрали кожу.
— Послушайте, — огрызнулась я, вновь встав в оборонительную позицию при его осуждающем тоне. За это хоть можно было зацепиться. Всё остальное было слишком огромным, слишком безумным. Но спорить с мужчиной и объяснять ему, насколько впечатляющей была моя домашняя операция, учитывая обстоятельства, — это было легко. Понятно.
— Я сделала всё, что могла, с