— На «если что», — сказала Татьяна.
Дом тише, чем дыхание, показал слово дом в углу стены. И это слово было не указателем, а признанием: да, здесь — дом. И у дома есть голос.
Татьяна увидела, как трое смотрят на это слово каждый по-своему. Элиан — будто слышит музыку, которую оно поёт. Рион — как на щит, которым можно прикрыть. Каэль — как на угли, которые можно раздувать или беречь.
Она подняла чашу.
— За «мы», — сказала она.
— За «мы», — отозвались в круг. И вода в чашах на секунду вспыхнула светом — как будто запомнила.
Где-то за Кромкой кто-то терпеливый снова переставлял свои «сметы». Пускай. Здесь сметы не работали. Здесь работал смех, вода и слово «нет» — хором. И это была самая правильная арифметика, какую знала Татьяна.
Глава 8
Глава 8.
Подсветка теней
Утро началось с дождя. Не того, что льётся стеной, а тонкого, прозрачного, как будто кто-то сверху высыпал горсть стеклянных нитей. Под куполом каждая капля сияла, отражая два солнца — зелёное и золотое. Воздух пах так, словно смешали мяту, свежий хлеб и железо. Женщины стояли у открытых проёмов и протягивали руки, ловя капли на ладони.
— Оно тёплое, — удивлённо сказала Нина. — На Земле дождь всегда холодный.
— У нас дождь всегда злой, — заметила Олеся. — Здесь он как чай. Только без сахара.
— Дом делает фильтр, — объяснил Элиан, появившись бесшумно. — Дождь проходит через тонкую сетку света. Он не только вода, но и память купола.
Татьяна тоже подставила ладонь и поймала три капли. Они катились по коже медленно, как будто не спешили падать. «Дождь помнит нас», — подумала она. И впервые за эти дни не почувствовала тревоги — только лёгкое, почти детское счастье.
— Сегодня Совет снова зовёт, — сказал Рион. — Они хотят говорить не только о вас, но и о «чужих следах».
— Слушай, «чужие следы» звучит как название плохой рок-группы, — хмыкнула Алла. — Но да, пусть зовут.
— Вчера мы показали им смех, — добавила Татьяна. — Сегодня покажем порядок.
* * *
Путь в зал Совета был длиннее обычного. Купол вёл их через сад, где на лианах висели плоды, похожие на фонарики. Некоторые загорались, когда мимо проходил человек. Женщины смеялись: «Живая гирлянда!», «Это как лампочка с характером!» Яна даже попыталась уговорить одну лиану мигнуть ей «морзянкой». Лиана, кажется, согласилась и выдала последовательность: «точка, точка, тире».
— Смотри, она подыгрывает, — засмеялась Яна.
— На всякий случай, — вставила Полина, — если завтра у тебя появится хвост — будем знать, откуда.
Татьяна шла рядом и отмечала: да, смех снова работает как броня. Но где-то под этой бронёй у каждой — тень. Нина держала гребень крепче обычного. Лина слишком часто оглядывалась. Алла демонстративно громко спорила с Яной, но в уголках губ дрожала нервная складка.
Совет встретил их тишиной. В центре зала — круглый стол из чёрного камня, на котором светились линии. Каждая линия пульсировала, будто отражая дыхание сидящих вокруг. Саира была там же, зелёные глаза внимательнее обычного. Рядом с ней — Радас, мастер куполов. Ещё несколько фигур — мужчины и женщины, которых Татьяна видела только издали.
— Мы благодарим вас за вчерашний круг, — сказала Саира. — Вода, дом и даже Песня Кромки были тише. Но сегодня мы нашли ещё один след. — Она коснулась линии на столе, и поверхность показала тонкий, почти невидимый жгут, уходящий в сторону космоса.
— Они ставят маркеры глубже, чем мы думали, — сказал Радас. — Тише. Умнее. Не Орт. Но из того же мира.
— Они знают, что мы здесь, — уточнила Татьяна. — Они знают, что мы смеёмся. И они хотят нас молчаливыми.
— Тебе не страшно? — прямо спросил один из старейших мужчин Совета, седой, с лицом, как вырезанным из камня.
— Страшно, — честно ответила Татьяна. — Но ещё страшнее — молчать. Когда молчишь, за тебя говорят другие.
В зале прошёл лёгкий ропот — не осуждение, а скорее признание в том, что эта простая мысль почему-то звучит как откровение.
Элиан выступил вперёд:
— Она говорит нашим языком. Но слышно, что это её слова.
Каэль добавил сухо:
— И она не обещает больше, чем может. В отличие от некоторых.
Рион опустил ладонь на камень, и линия на столе загудела ниже.
— Совет, мы берём круг защиты на их остров. Кто против — пусть скажет прямо.
Никто не сказал.
— Тогда решено, — заключила Саира. — Но решено не всё. Сегодня вечером к куполу подойдут чужие. Не войдут. Просто постоят. Посмотрят. Вы должны решить, кто будет говорить.
Все взгляды — на Татьяну. Она подняла подбородок.
— Я скажу, — ответила. — Но не одна. Мы будем кругом.
* * *
День пролетел быстро. Женщины вернулись на остров и впервые почувствовали не только тревогу, но и волнение. Это было похоже на то, как перед школьным концертом: вроде все знают, что слова простые, но голос всё равно дрожит.
Алла репетировала «нет» в разных интонациях: «НЕТ!», «нет», «не-е-ет…» и даже «ой, нетушки». Яна ухахатывалась, но сама всё время теребила волосы. Лина настаивала, что надо сделать общий знак руками. Полина выписывала «дыхание» для всех, чтобы не сбиться.
— А если они красивые? — вдруг спросила Нина и тут же покраснела.
— Тогда особенно громко скажем «нет», — сказала Татьяна. — Потому что красота — самый хитрый обман.
Элиан слушал и улыбался краешком губ. Рион молчал, но готовил защитное поле. Каэль ворчал:
— Смех смехом, но если хоть один шагнет ближе — я сожгу.
— Сначала скажем, потом сожжём, — поправила Татьяна. — У нас порядок.
* * *
Вечером купол действительно изменился. Воздух стал плотнее, будто ожидал удара. Женщины встали кругом у воды. Гребни мягко светились. Трое — чуть в стороне, но в одном дыхании с ними.
И тогда снаружи появился свет. Не корабль, не вспышка — тень, подсвеченная изнутри. Фигуры. Высокие, тонкие, будто сделанные из полупрозрачного стекла. Они не двигались, только стояли у самой Кромки.
— Мы знаем, кто вы, — сказал один из них, и голос