— Ты должна научиться работать в полную силу, не доводя себя до истощения. Никто, кроме тебя самой, не определит, сколько ты способна сделать за день. Это одна из целей обучения.
И ушел, ничего больше не сказав.
А с Ланой остался голем, нагло вытаращивший глаза на стебельках-антеннах, и две коробки, доверху полные заготовок. Даже не вдвое больше, чем она сделала для Рейнольдса, а, пожалуй, втрое или даже вчетверо! «Ближайшие дни», как же! Если истощение будет накрывать ее так же быстро, как в школе, работы здесь хватит на месяц, а то и больше…
«Но я же не сдамся?» — спросила себя Лана.
Глупый вопрос. Сдаваться она уж точно не собиралась!
Но Белинде она в тот день так и не позвонила. И Эгеру, конечно, тоже. Не осталось сил дойти до почты.
Истощение – зелье – сон. Во-первых, в этой последовательности остро не хватало сытной еды, сладостей и крепкого кофе. Во-вторых, хотя на самом деле это было гораздо важнее, Лана все-таки понимала: она должна не выжимать из себя последние капли силы, а найти правильный баланс. Как мастер сказал: в полную силу, но не до истощения. Она пыталась! Но…
Может, ее подводило нетерпение, желание как можно скорее чему-то научиться. Может, она и правда слишком плохо чувствовала пределы своей силы. А может, все было проще, и ее подстегивали слишком медленно убывающие заготовки? Две коробки! Один день, второй, третий, а деревяшек в них словно и не убавляется!
Хорошо еще, что для выжигания рун ее личной магии не требовалось, на это был артефактный паяльник. И можно было чередовать работу с магией и без. Оставалось найти правильный ритм этого чередования. Практическим путем – а как еще?
Над рунами Лана сидела долго. Вырисовывала тщательно и аккуратно. И все же совсем без брака никак не получалось. Руки дрожали если не от усталости, то от напряжения. И чем больше старалась, тем, кажется, хуже получалось!
Глядя по вечерам на совсем небольшую горку сделанного за день, ей хотелось плакать. А уж когда после проверки эта горка делилась на две почти одинаковых части…
Хорошо еще, что голем-поднос оказался молчаливым, не то что его кухонный собрат. Но он смотрел! И чудилось, что даже взгляд его фасеточных глаз полон презрения к неумехе!
На четвертый день Лана сорвалась.
Разбудил ее, как и все эти дни, «личный органайзер», пронзительно заверещав:
— Лана Иверси, вставай! Хватит спать! Ученик спит – знаний не прибавляется!
И хотя настраивала она будильник сама – ну, как настраивала? Попросила разбудить в полседьмого, а он лихо ответил: «Сделаю!» — сейчас отчаянно захотелось схватить громогласную железяку и с размаху швырнуть в стену. Чтобы только винтики да шестеренки посыпались!
Лана с трудом встала. Умылась. Через силу запихнула в себя мерзкую овсянку и отвратительный «полезный для магии» отвар. Еще раз умылась, сделав воду похолоднее. Села за рабочий стол, взяла в руки первую заготовку и замерла. Не могла заставить себя начать. Руки дрожали, и хотелось банально упасть лицом в стол и зарыдать.
Наверное, слишком много накопилось и усталости, и разочарования в собственных силах, и страха, что она не сумеет, не справится.
— Да что ж это такое, — прошипела Лана. — Соберись и работай, бездарь!
Но – зачем врать себе? — сейчас она не смогла бы зачаровать и единственную заготовку. Как бы сильно ей этого ни хотелось, одного желания мало.
Лана обвела тоскливым взглядом мастерскую. Такую удобную, продуманную до мелочей – мастерская мечты, когда-нибудь и у нее будет такая же! Своя! Наткнулась на внимательный, пугающе пристальный взгляд молчаливого голема. И вдруг так невыносимо захотелось увидеть обычных, живых людей! Пусть даже не поговорить, просто убедиться, вспомнить, что там, снаружи, по улицам едут машины, идут люди, в булочной напротив школы по-прежнему продаются пирожки с яблоками, маковые рулеты и ванильные сдобные пышки, а в кафе возле почты – ее любимая куриная грудка в сырном соусе, с горячим рассыпчатым рисом, сочная, ароматная… и шоколадные пирожные… и кофе, обязательно кофе!
Она вскочила, схватила сумочку, торопливо пересчитала оставшиеся деньги. Что ж… один раз можно себе позволить хотя бы от души поесть. И купить про запас, пожалуй, печенья и шоколадку… и сахара, а то она свихнется от безвкусной овсянки на завтрак! Хоть подсластить эту гадость!
Освальдо читал газету, сидя в удобном кресле в холле напротив двери. Поднял голову, заслышав ее шаги, спросил:
— Плохо спали, Лана Иверси?
— Почему?..
— Выглядите уставшей. Бледная. Круги под глазами.
— Прогуляюсь, станет легче, — Лана через силу улыбнулась, а Освальдо уже открывал перед ней дверь, словно перед какой-нибудь почетной гостьей, а не простой ученицей.
А за дверью накрапывал мелкий дождик, ветер нес запахи мокрой травы, земли и бензина. Не слишком хорошая погода для прогулок — так, наверное, сказал бы любой, но не Лана сейчас. Она сбежала с крыльца, подставила лицо дождю и ветру. Рядом, за решетчатой оградой, шумел листвой школьный парк, чуть дальше, через дом или два, шуршали шинами по лужам машины на Речном проспекте. Какой же мертвый, оказывается, дом Рекмарса! Вечная тишина, ровное, идеальное для работы освещение, а в качестве собеседников – ворчливый кухонный поднос и чрезмерно бодрый будильник! Зачем она сидела там безвылазно?! Ради лишнего десятка обработанных заготовок?
Захотелось раскинуть руки и покружиться под дождем, как в детстве. Но Лана только глубоко вдохнула чудесный, насыщенный жизнью воздух. Как же хорошо!
Булочная, конечно же, никуда не делась, и пышки с пирожками лежали на тех же полках, что обычно. Недавно испеченные, еще теплые! От сдобного, сладкого запаха голова пошла кругом. Лана едва дождалась, пока расплатится за круглый пышный пирог подошедшая чуть раньше нее женщина. Купила творожную ватрушку с изюмом и тут же впилась в нее зубами. Такой голод вдруг проснулся — как будто все эти дни вообще не ела!
Нет, одной ватрушки точно будет мало! Но кафе возле почты уже должно открыться. Туда Лана и направилась, жуя на ходу.
Но у почты замедлила шаг. Телефон! У автомата никого, а Белинда сейчас должна быть дома, но скоро уйдет на свои курсы. Да, надо позвонить прямо сейчас.
Сестренка взяла трубку после пятого гудка, когда Лана начала уже волноваться, что не застала ее дома, и ругать себя, что не позвонила раньше.
— Белинда, это я. Как