Они не отдавали себе отчета, что Россия свела их. Далекая, но дорогая им Россия, которую каждый из них увидел друг в друге. Они говорили и говорили — о русских писателях, прошлых лет и нынешних, о Москве, которую Элеонора узнала перед отъездом из Советского Союза и о которой Хуан только читал. Говорили о российских морозах и нежных веснах, каких не увидишь в тропиках, о треволнениях, выпавших на долю сегодняшних обитателей страны, о переменах в ней.
Впрочем, точить лясы-балясы — жаль, но было некогда. Того и гляди, вернется Барнабе, ушедший, по словам его подруги («Что она нашла в этом мозгляке?» — недоумевал Хуан), по каким-то своим делам. А надо ведь задать несколько вопросов с глазу на глаз.
Первый звучал так:
— Вы были дружны с Марисоль Порель?
Вопрос поверг женщину в панику. Она заговорила сбивчиво, противоречиво. Нет, какое там дружны — всего неделю как знакомы… Хотя можно их назвать и подругами, сблизились они быстро за эти дни… Только все равно она не знает, почему с Марисоль случилось ЭТО.
— Да вы не волнуйтесь. — Он подошел к холодильнику, стоявшему в гостиной, заглянул в него и со словами: — Вы позволите? — извлек бутылку «кока-колы». Стакан с шипящей коричневой жидкостью подал эмигрантке из России. Та сделала несколько глотков и впрямь успокоилась — не столько от «кока-колы», конечно, сколько от тона собеседника, от его вида. Стоя перед ней, он казался еще выше ростом. Серьезные глаза, открытое, хотя и с суровинкой, лицо — все как бы говорило: «Этот человек не подведет, на него можно положиться».
Он наклоняется над ней, говорит негромко:
— Что-нибудь вы все же знаете, я уверен. Расскажите, это в ваших интересах.
— В моих интересах? — вновь настораживается женщина. Хуан делает успокаивающее движение рукой.
— Да нет, конечно, никто не считает вас причастной к этому двойному убийству. Но и сокрытие фактов — вещь серьезная. Ведь свидетельницей вам, надо думать, выступать придется. Во всяком случае, уезжать отсюда, хотите вы того или не хотите, пока нельзя.
— Да мне и уезжать-то не на что… — вздохнула девушка. Правда, она и не была уверена, что теперь, после знакомства с Хуаном Монтенегро, ей так уж хочется немедленно уехать отсюда.
— Вот, вот, — вроде как бы даже обрадовался комиссар. — Денег у вас нет, а могут появиться. Мать убитого назначила премию в тысячу песо тому, кто поможет найти убийцу или убийц.
Элеонора задумчиво на него смотрела. Нет, не прикидывала возможные выгоды от «куска», могущего оказаться у нее в руках. Доносительство — вот что ей претило. Но ведь совершено страшное, кровавое преступление, убита подруга. И тем не менее как трудно отрешиться от привычных представлений!
— Вы подумайте, подумайте, я обожду, — сказал комиссар. — Я догадываюсь, что вам есть над чем подумать. (Монтенегро блефовал: никаких особых догадок у него не было.)
А еще этот Барнабе, размышляла Элеонора, он, похоже, как-то связан с омерзительной расправой. Но ведь, начав говорить обо всем, что знаешь, без упоминания о нем не обойтись! Ясное дело, никаких нежных чувств Элеонора к нему уже не питает, да все же дружок, хоть душевно и позавчерашний, так сказать.
Вдруг ей стала понятна главная причина ее молчания. Она боялась. До одури боялась оказаться замешанной, хоть и самым краешком, в предосудительной — мягко говоря — истории. Ей, эмигрантке, это вдвойне страшно.
Но и таиться от этого славного русского ей не хочется. Что ж, она выложит все, что знает.
Во взгляде, который она метнула на полицейского, это четко прочлось, и тот поощрительно кивнул: говорите.
— Только никаких премий мне не нужно, — неожиданно для себя самой сказала Элеонора и почувствовала, что Хуану Монтенегро это понравилось.
Вот что рассказала Элеонора Берг.
В середине минувшей, столь трагически закончившейся недели у Марисоль было свидание с Чаро. Каждую такую встречу обставлять было непросто — Франсуа Порель был темпераментно ревнив. В этот раз решено было устроить так. Порель ждал к себе Барнабе для важного, надо полагать, разговора, потому что сам постарался избавиться от жены, отослав ее к Элеоноре: «Посидите, поболтайте». Подруги мигом сообразили, что «посидеть, поболтать» смогут Чаро и Марисоль, а Элеонора освободит их от своего присутствия.
После встречи с Чаро Марисоль по галерее, что опоясывает дом, возвращается в свой номер. Балконная дверь не заперта. Она входит в спальню. Из-за тонкой двери кабинета слышно бормотание знакомых голосов. Но почему Франсуа и Анри говорят на креоль? Женщина подходит ближе к двери, прислушивается. То, что она слышит, приводит ее в ужас. Приятели обговаривают (последние детали, как она понимает) операции по тайному захоронению на Гаити токсических отходов с заводов «Хатчинсон компани» (кадмия, кажется). Еще не вполне осознавая, для чего она это делает, Марисоль включает портативный магнитофон, взяв его со стола.
Она догадывается: говорят они на креоль из осторожности, конечно. Теперь ей ясно: из осторожности же свою «деловую встречу» они проводят не на Гаити, а в Санто-Доминго.
Марисоль совсем прильнула ухом к двери. «Значит, контейнеры погрузим в Штатах на твое судно, с таможней все будет о’кэй. Твоя «Палома» подойдет ночью к Гаити, к мысу Абаку. Места совершенно пустынные. Никто ничего не заметит. Катером за несколько часов перевезем все контейнеры на берег. Там рядом песчаный карьер. Твоя команда, надеюсь, сумеет аккуратно захоронить груз. И, надеюсь, будет держать язык за зубами». — «Будет, — откликается гаитянин. — Деньги заткнут им глотку».
Марисоль в отчаянии. Франсуа — ее муж, но она должна разрушить преступную сделку! В конце концов, дело даже не в том, что Гаити — ее какая-никакая, но все же вторая родина. Преступны тайные захоронения ядов где бы то ни было. Ведь такие захоронения всегда делаются небрежно, в плохих контейнерах, и опасность заражения почвы и почвенных вод возрастает многократно. Как может она, давняя участница движения «зеленых», допустить подобное беззаконие! Да нет, не просто беззаконие — настоящее преступление, которое может привести к гибели людей!
Она уже готова нажать ладонью на дверь. Но — задерживает движение. Ей ни за что не отговорить их от задуманной грязной сделки. Написать о готовящемся преступлении в газетах — вот что может помочь. И это ей устроит ее верный друг — Чаро Мондрагон.
Дверь распахивается. Входящие в гостиную Порель и Барнабе неприятно поражены.
— Что ты тут делаешь? Давно ты здесь? — спрашивает Порель.
Вымучив улыбку, Марисоль отвечает небрежно:
— Только что зашла за магнитофоном, решили с Элеонорой музыку послушать. — И она быстренько проскальзывает в балконную дверь, ведущую на галерею.
На