Разговор с врачом был тоже непродолжительным и велся с глазу на глаз в соседней комнате. После беседы врач в сопровождении одного из прибывших куда-то удалился, а господа из министерства расположились на стульях у пульта управления, сказав надзирателям, что те могут поужинать и отдохнуть в соседней комнате — когда потребуется, их позовут. Оставшись одни, визитеры повели себя в достаточной мере странно: ни разговаривать, ни читать газеты, ни тем более играть в карты они не стали, а молча сидели перед мониторами, наблюдая за тем, что происходит в камерах.
Но ничего особо интересного в камерах не происходило, заключенные, кроме вожака, шагавшего взад и вперед по камере, валялись в одежде на койках. Один только раз тишина была нарушена надзирателем, осмелившимся напомнить «гостям», что подошло время ежевечернего обыска; его поблагодарили, но попросили не тревожиться и вернуться на место.
Еще раз пришедшие были побеспокоены тюремным служащим, доложившим, что ужин для заключенных доставлен. На что последовало указание без промедления приступить к раздаче пищи, но в камеры не входить, передать все, что положено, через специальное окошечко, после чего сразу же удалиться. Что и было сделано.
Поев, а вернее, поковырявшись в тарелках и выпив кофе, террористы вяло поплелись к койкам. Даже вожак перестал вышагивать по камере и тоже улегся. Было видно, как один из заключенных взял книгу, но читал он недолго и вскоре уронил ее на пол. Похоже было, что задремали и остальные. Один из сидевших у мониторов посмотрел на часы и переглянулся с остальными.
— Подождем еще пяток минут, — негромко сказал он. — И если уж нет…
В это время изображение на мониторах исчезло, экраны потухли. Срочно вызванный из своего кабинета начальник охраны побежал куда-то названивать. Вернулся он минут через десять, сообщил, что его руководство в курсе дела, сейчас принимаются надлежащие меры, будет срочно выслана бригада ремонтников, но дело грозит затянуться: пока эти спецы приедут, пока проверят всю линию связи… Пришедшие поинтересовались, что в таких случаях требует служебная инструкция. И услышали в ответ: совершать обход камер не реже одного раза в час.
— Ну что ж, — сказал на это представитель министерства, — в таком случае начинайте.
Случается, что у человека сдают нервы — так же внезапно и безо всякой видимой причины, как вдруг отказывают тормоза у летящей на полном ходу машины. С Длинным это случилось поздним майским вечером, когда его автомобиль остановил полицейский патруль. Скорее всего, это была обычная проверка документов, но Длинный ни с того ни с сего вдруг дал по газам, резко вильнул в боковую улочку, потом еще в одну, слыша, как где-то сзади заливаются полицейские сирены. Перед третьей висел знак «тупик», он рванул в следующую, еще более узкую и вдобавок вымощенную булыжником. Машину затрясло, а он не мог оторвать глаз от огромного светлого шара, прыгавшего над темными крышами — ничего подобного ему не доводилось видеть, а может, просто не обращал внимания. И эта картина — полная, без изъяна, луна, прыгающая, как мяч, над черными домами, — так и врезалась в память вместе со страхом. И светом фар встречной машины, скрежетом тормозов, звуками автоматной очереди, когда он в последний момент успел выкатиться на мостовую.
К нему бежали, и один из «полипов» на ходу пустил в него новую очередь. Длинный почувствовал удар в плечо, потом в живот и только позднее сообразил: в плечо ударила пуля, в живот — ботинок подбежавшего полицейского. Он заорал от боли, когда «полипы» рывком подняли его на ноги, защелкнули наручники, а один, видимо тот самый, что расстреливал его, беспомощно валявшегося на земле, все продолжал целить автоматом в живот. Их глаза встретились, и Длинный понял: этот тип с удовольствием прикончил бы его на месте, изрешетил бы, как кусок фанеры, если бы можно это было сделать безнаказанно. И Длинный отвел глаза, так как почувствовал: если он будет продолжать смотреть в глаза «полипу», тот может нажать на спуск.
В тюремном госпитале, а позднее в камере, во время расследования, он строил планы: выйти на свободу, выследить проклятого «полипа», подкараулить где-нибудь вечером, когда тот будет возвращаться от девки или из пивной, и не просто убить, нет, сначала прострелить ему ноги, руки, потом живот, заставить покорчиться от боли, изойти вонючим потным страхом и только после этого размазать его мозги по тротуару.
На допросах он держался своей версии: было темно, полицейских он не распознал, принял за уличных грабителей и потому удирал. Следователь может скептически ухмыляться, сколько ему влезет, но Длинного не собьешь: не видел, и все. Звуков сирены тоже не слышал? Слышал, но почему он должен принимать их на свой счет? Слава богу, он не преступник, законов не нарушал.
При этих словах следователь лыбиться перестал, извлек из стола папку и начал перечислять Длинному все случаи, когда тот конфликтовал с законом. Длинный поразился, как тщательно, по крохам, сшили на него целое дело. Даже угон мотоцикла — это случилось, когда он еще учился в школе, — и тот зафиксирован.
Но в общем-то все его прегрешения были мелковаты, на судебный процесс дело никак не тянуло, и человек, сидящий напротив, тоже, видимо, прекрасно понимал это. Участие в захвате пустующих домов? Ну и что? Нет на это статьи. Оскорбление полицейского служащего? Никто его не оскорблял, нет у того свидетелей, да и если уж на то пошло, то этот тип сам провоцировал обитателей «бесхозного» дома (появлялся, свинья, ни свет ни заря, прохаживался по двору да еще отпускал громко всякие замечания насчет «паразитов» и «немытых длинноволосиков», «по которым плачет тюрьма или рабочий лагерь»; все искал повод, чтобы вызвать наряд полиции и очистить дом; и дождался все-таки своего, гад: лопнуло в один прекрасный день терпение у Длинного и опрокинул он этой мрази ведро воды на голову — то-то была потеха; правда, потом им всем было не до смеху, когда приехавшие «полипы» с хрустом выворачивали двери, выволакивали жильцов из комнат на лестницы, угощали дубинками и коваными сапогами, а потом утрамбовывали в машины, как сельдей в бочку. Привезли в участок, и там впервые