Через несколько лет по-испански он объяснялся безупречно — не хуже, чем по-английски. Русский знал послабее: разговорная речь похрамывала. Но читал на родном языке бегло. И читал много. Хорошо знал классиков. Знал писателей и поэтов русского зарубежья. И даже, хотя и отрывочно, бессистемно, знаком был и с советскими авторами — отец выписывал из Москвы кое-какие журналы.
Из журналов узнал о бедах родной природы. (Родной он называл, естественно, природу России.) Так зародился интерес к экологии. И уже не только в российских пределах: стал приглядываться к тому, как на новой родине Черногоровых — в Доминиканской Республике — человек уродует среду своего обитания, отравляет всякой там химией поля, загрязняет воздух, пакостит жемчужное море у берегов острова. Завел даже папочку с газетными вырезками — своего рода досье людских преступлений против природы.
Пробовал на эту тему говорить с отцом. У старого инженера, поклонника научно-технического прогресса, понимания не встретил. Хотя вообще-то они были близки — маленькая прочная семья из двух человек. Иван (Джон, Хуан) был поздним ребенком. Отцу перевалило за пятьдесят, когда сын родился. Немолодые отцы к молодому потомству особенно привязаны — это давно замечено. А тут еще и то обстоятельство, что мамаша (тоже из русских, моложе Петра Васильевича лет на пятнадцать) сбежала из дома через год после родов: может, — кто знает? — полюбила кого, может, прельстилась чьей-то состоятельностью, устрашившись будущего, сулившего ей не слишком радостное существование под боком у старика пенсионера.
Матери Иван, само собой, не помнил. И помнить не хотел.
Предательство такого рода не прощают. Иван, во всяком случае, простить не сумел. Тем более что мамаша ни разу не сделала даже попытки разузнать, как там живется брошенному ею чаду.
От застарелой обиды, чувства обездоленности вызрело в нем и укоренилось стремление всегда и во всем поступать со всеми по справедливости.
— С такими наклонностями — разве что в священники, — шутил отец. — Да только нет в Санто-Доминго православного храма.
Свое обостренное чувство справедливости юноша решил использовать в адвокатуре и, чтобы овладеть этой специальностью, поступил после школы на юридический факультет столичного университета. Хуан (будем звать его так, коль скоро стал он доминиканцем) наивно полагал, что адвокат всегда защищает невинных, облегчает участь оступившихся — словом, подвизается на поприще исключительно благородном. Но уже к концу первого курса, когда поднакопился опыт от походов — из любопытства — по судам, ему стало ясно, как трудно, а порой и просто невозможно вести защитнику все попадающие в руки дела в безукоризненно белых перчатках. Разочарование в избранной профессии заставило его сменить юрфак на биологический. Он будет защитником — только защитником природы. Он займется социальной экологией, иначе говоря, отношениями человека с окружающей его естественной средой.
Увы, на биофаке удалось проучиться неполный семестр, и судьба подвела черту под едва начавшей разворачиваться научной карьерой. Умер отец. Ему уже было за семьдесят. Последнее время он сильно хворал. А жили-то они на его пенсию. Так что пришлось расстаться с мечтами об учебе.
Приискать сколько-нибудь сносное занятие никак не удавалось, и отчаявшийся Хуан (уже кончились последние, более чем скромные сбережения отца) обрадовался, когда ему, как человеку, имеющему какое-никакое юридическое образование (год на юрфаке), предложили место инспектора в криминальной полиции. Вот там-то он и перевел свою фамилию Черногоров на испанский — стал Монтенегро. Черногоров — это звучало как-то чересчур экзотично. Так посчитал его новый шеф.
Педро Аранго, шеф, из молодых, да ранний, быстро расположился к инспектору, который был моложе всего на несколько лет. Служба у Хуана пошла успешно. Фантастической карьеры он, правда, не сделал, но комиссаром стал к сорока годам. Да так и пребывал в этой должности по сей день, когда уже побежал, отщелкивая годы, шестой десяток. Доминиканская Республика, слава богу, давно уже избавилась к этому времени от диктатуры, и комиссар уголовной полиции Хуан Монтенегро служил, не испытывая особого морального дискомфорта или каких-то там угрызений совести: старался делать свое дело честно, руководствуясь законом.
Шеф, Педро Аранго, тоже еще служил. Он-то и отправил комиссара на улицу Эль Конде, где случилось двойное убийство.
Без двадцати девять машина с Монтенегро, инспектором Серхио Коломе, полицейским фотографом, экспертом и врачом остановилась у подъезда.
Дверь, естественно, была на запоре. Но вот комиссар прошелся пальцами по кнопкам (код квартиры-студии Чаро Мондрагона сообщил по телефону Фермин Валенте), и динамик ожил, судорожно вопросив:
— Кто там?
— Открывайте, сеньор Валенте. Полиция.
— Сейчас, сейчас, — поспешно откликнулся динамик. Щелкнул замок, дистанционно управляемый из квартир здешних жильцов. Комиссар толкнул дверь, и четверо полицейских прошли в пустой вестибюль, экономно маленький, зато с полом из спрессованной мраморной крошки. Скоростной лифт доставил их на последний, пятнадцатый этаж.
Три двери выходили на площадку, одна полуоткрыта, в проеме — низкорослый толстяк.
— Прошу вас, сеньоры. — Толстяк распахнул дверь настежь. Стало видно, что он однорук.
Прежде чем войти в квартиру, комиссар бросил внимательный взгляд на люк в потолке, ведущий на кровлю. Его крышка была надежно заперта висячим замком. На перекладинах металлической лесенки, протянувшейся по стене к люку, лежала нетронутая пыль. Значит, для расследования люк интереса не представлял.
— Фермин Валенте?
— Он самый, сеньор…
— Комиссар, — подсказал Монтенегро.
— Сеньор комиссар, — послушно повторил Валенте. Зажатым в руке носовым платком он провел по мокрому от пота лицу.
Через гостиную прошли к студии, остановились у входа.
— Возьмите пробу воздуха, — сказал Монтенегро, обращаясь к эксперту.
Тот кивнул головой: знаю, мол, знаю, но глаза прищурил иронично — человек пожилой, подходящий к финишу своей профессиональной карьеры, он не очень-то верил в новомодную одорологию. Одор по-латыни — запах, логос по-гречески — учение. Отсюда одорология — наука о запахах, а точнее, о новейших способах идентификации преступника по запаху и кожным выделениям. Кроме Монтенегро, никто в Санто-Доминго этими способами не пользовался, а он узнал о них, когда год назад участвовал в межамериканском семинаре в одной из полицейских академий США. Там же, в академии, ему удалось приобрести