Кроме ножей и кинжалов я выбрал ещё два кортика. Один вполне себе современный, советский со звездой. Второй очень старый, потёртый, но выглядящий намного внушительнее, чем эсэсэсровский новодел.
Оружие мне завернули в холщовые свёртки, по которым было невозможно понять, что внутри. Чтобы было удобнее нести покупки я приобрёл вытянутый и невысокий кожаный саквояж с застёжками. Не знаю, под какие специфичные вещи его создали. И никакого интереса узнавать нет. Главное, что внутрь без проблем влезли все мои свёртки. Даже немаленькие бебут и кама.
— Гражданочка, а отсыпьте-ка мне стаканчик семечек, — улыбнулся я немолодой женщине предпенсионного возраста, устроившейся на двух деревянных ящиках и на третьем поставившая холщовый мешочек с семенами подсолнечника. Рядом с ним расположился стеклянный стакан, использующийся в качестве мерки. Я передал ей несколько монет, затем оттопырил карман на пальто, в который продавщица ловко насыпала стакан семечек. — А не подскажите, как до трамвайной остановки отсюда проще добраться, чтобы вон в ту сторону уехать?
— А через дворы…
Только я выбрался через запасной проход, ведущий к жилым домам, как столкнулся с девочкой подростком лет четырнадцати или пятнадцати. Рост метр с кепкой, худющая настолько, что зимнее пальто ей совсем не добавляло объёма. В валенках с кожаными задниками, в черной длинной юбке, в серых шерстяных варежках и в сером пуховом платке на голове, чьи концы были обёрнуты вокруг шеи на манер шарфа. На плече у неё висела тряпочная сумка на длинной прошитой лямке. В руках она держала тонкую пачку мелких и разноцветных бумажных прямоугольников. Мы встретились неожиданно. Девчонка куда-то жутко торопилась и летела, не глядя по сторонам. А я на каких-то несколько секунд расслабился, переваривая полученные впечатления и щёлкая семки. В общем, и на старуху бывает проруха. Вот если бы это была угроза, то подсознание сработало бы быстрее разума. А так…
Вроде столкнулись несильно, но девчонка не удержалась на ногах и плюхнулась на зад. Бумажки выпали у неё из руки и рассыпались на утоптанном снегу тропинки. Брошенный беглый взгляд мигом опознал в них продуктовые карточки. Там были все или почти все: на хлеб, мясо, сахар, рыбу, рыбные продукты, крупу, молоко и даже детское питание. А ещё их было очень много. Слишком много, чтобы оказаться в одних руках.
Машинально я протянул руку девчонке.
— Извини, не увидел. Ты так неожиданно из-за угла вывалилась.
Та от помощи отказалась. Быстро с рассиживания на пятой точке переместилась на корточки и стала собирать упавшее. Я помог ей, подобрав семь штук из тех, что упали у моих ног. Но, когда протянул их девчонке, и она взялась за них, не стал отпускать документы, крепко сжав пальцами.
— Отдай, — хриплым шёпотом сказала та. — Это моё. Мамка больная совсем, не может ходить. А нас у неё одиннадцать. Я самая старшая.
— Одиннадцать? — переспросил я, сверля её взглядом. — Да тут на целый детдом карточек.
— Отдай, — повторила она.
Я выпустил карточки и тут же перехватил собеседницу за тонкое запястье.
— Тебе сколько лет, старшая в семье?
— Отпусти. Я сейчас закричу.
— Кричи. Вдруг знакомые твои придут или родные.
— Слушай, отпусти, а? Тебе же не нужны карточки, — неожиданно сменила та тон. — Ты же фартовый. По другим делам.
— По каким же? — уточнил я, быстро качая информацию в голове. Вблизи удалось очень подробно рассмотреть якобы подростка. Почему якобы? Так этой, не знаю как её назвать, особе было не меньше двадцати лет. Просто маленький рост, тщедушное сложение и зимняя одежда сыграли дурную шутку. Или незнакомка специально себя выдает за ребенка ради каких-то своих целей. — «И я даже знаю ради каких. Не просто так она так спешит с кучей продуктовых карточек в место с такой криминальной историей».
Вместо ответа та попыталась вырваться. Да только куда там. В ней веса даже сорока килограмм вместе с зимней одеждой не набиралось. А бить меня она боялась. Не дай бог спровоцирует на ответ.
Самое криминальное место в Москве. Рядящаяся под подростка взрослая девушка. Куча продуктовых карточек у неё в руке, которые она торопится кому-то на рынке отдать. Я, принятый ей за одного из представителей местного контингента судя по контексту её речи. Что ещё нужно, чтобы заставить оперское чутьё сделать охотничью стойку. Я даже ощутил особое внутреннее возбуждение, которое не раз приходило ко мне в прежней жизни. Война — это война. Эта та работа, которую я умею делать хорошо. Но борьба с криминалом — это моё призвание, часть меня. Я шестым чувством понял, что вот эта мелочь — всех смыслах — меня выведет на крупную добычу.
— Со мной пойдёшь, — приказным тоном сказал я пойманной. — А дёрнешься, то по закону военного времени получишь пулю в спину.
— Да кто ты такой, мать твою? — испуганно-зло произнесла та, не оставляя попыток вырвать свою руку.
Я молча сунул руку за пазуху и достал удостоверение. Девушка замерла уже в тот момент, когда увидела бардовую корочку с надписью на ней. Мне даже не пришлось её раскрывать. Может быть она особо не понимает во всех аббревиатурах и спецнадписях. Впрочем, ей уже достаточно его облика, так как «ксивы» простых милиционеров, энкавэдэшников (которые комсостав) и гэбэшников (что начсостав) отличались. И те, кто хоть как-то прикасался к моей структуре в них должны хоть немного разбираться. ГУГБ — это вам не милиция, хоть вроде и к одному наркому принадлежат. Там на мелочь внимания не обращают. А если обратят, то мелочи этой