Если Лисичкина провалится и угодит в руки гестапо, а точнее в ГФП, которое называют именно гестапо даже сами немецкие солдаты, то она сдаст всё и вся. Риск? Честно говоря, он самый обычный. В руках костоломов из ГФП даже немые говорят. Хоть преступник с пошатнувшейся моралью и не испытывающий патриотичных чувств к своей Родине, хоть стойкий коммунист. Единицы способны выдержать пытки. Так что, что Лисичкина, что какая-нибудь бывшая вчерашняя школьница, сумевшая попасть в партизанский отряд или группу парашютистов — разницы никакой. Только Маша уже имеет кой-какую подготовку в умении сливаться с толпой и казаться не той, кем является. Чуть-чуть подшлифовать ей навыки и — вперёд.
Да и в каком-то роде это правильно будет. Виновата — искупай провинность кровью. Вон на СВО «штормовцы» через одного прямо из СИЗО или колонии в подразделение пришли. В «Вагнере» было аналогично. Сейчас пока дело не дошло до отправки зека́на фронт, но скоро всё будет. А может и нет. По крайней мере, не в масштабах моей истории. Тогда СССР понёс невероятно огромные потери в сорок первом. Чтобы заново создать дивизии людей гребли отовсюду. Снимали с других рубежей, как, например, с Дальнего Востока. Брали в московское ополчение прямо в окопы мужиков за шестьдесят. И так далее.
— Знаешь, я попробую что-то сделать. Но если ты подведёшь, то лучше тебе самой застрелиться. Потому что найду тебя где-угодно и приду за тобой, — наконец, дал я ответ девушке.
Глава 12
Мои шашни со сбросом «хвоста» и выходка с бандой словно и не были замечены высоким начальством. Я чин по чину дождался милиции, за которой отправил Лисичкину, а потом уже со своими бывшими коллегами (или нет?) доставил Жилу и Зенгеля (рядовые преступники достались милиции) к своим нынешним коллегам. Грубо говоря — на Лубянку. Мне пожали руку, поблагодарили и на этом всё закончилось. Про три написанных рапорта умолчу, как о чем-то само собой разумеющемся. Я бы удивился ещё больше, не возьми они их у меня. Про девушку я замолвил слово, как и обещал. В ответ мне уклончиво ответили, что «будем смотреть». На этом с Лисичкиной было всё окончено. Своё обещание я выполнил, дальше дело за её ангелом хранителем.
История с бандитами что-то во мне зажгла. На следующий день я уже целенаправленно направился на Тишинский рынок. Увы, к собственному огорчению сегодня вчерашнего события не повторилось. Стояла тишь, гладь и божья благодать. Лезть же напропалую и ворошить банку с пауками… ну, такое себе. Я всё-таки опер, а не герой голливудских боевиков. Любая провокация зацепит только мелочь, которую местные воры вербуют десятками. Уж такое сейчас время. А создавать собственную агентурную сеть — такое себе занятие. На это нет ни времени, ни знаний.
Вечером зазвонил телефон. Трубка голосом Ковалёва сообщила, что мой отпуск закончился и меня заждались на фронте, куда мне следует отправиться уже утром на первом поезде. Наверное, моему прямому начальнику сильно не по вкусу пришлись выкрутасы, устроенные мной в столице. Или в самом деле так всё совпало.
Поезд вновь привёз меня в Ленинград. А на вокзале меня уже ждали.
— Андрюха-а! — заорал Иван, едва только меня увидев. Рядом с ним топтался Хари. Я слегка удивился, увидев их здесь. Выходит, и вся наша команда тоже в Ленинграде либо его окрестностях? Оба товарища были наряжены в полушубки. А потом, когда мы подошли друг к другу они меня облапали и охлопали по плечам. — Ну всё, капут всем фрицам!
Парни прикатили на трофейном немецком грузовике «боргвард» с металлической кабиной и дизельным двигателем. Последний фактор Хари, устроившийся за рулём, озвучил с особым пиететом. Мол, горючку для машины можно теперь в любом леске найти. Главное, чтобы там какая-нибудь танковая часть стояла или артиллеристы с тягачами. Лично я с сомнением отнёсся к данной новости. Наша и немецкая солярка отличаются. Не хочется встать в чистом зимнем поле с заглохшим двигателем, но сегодня удача была на нашей стороне. До места мы добрались без проблем. Ни техника не подвела, которую заставили трудиться на советском соляре, ни немецкая авиация не попортила нервы. Кстати, я заметил, что в сильные морозы её, вражеской авиации, как-то совсем мало в небе на глаза показывается. Может, генерал Мороз не только носы оккупантам в сосульки превращает, но и сложные моторы крылатых аппаратов?
Наша группа расположилась в большой деревне чуть менее чем в десяти километрах от переднего края. Все жители отсюда были выселены в полном составе уже давно. Как и под Киевом нам досталась отличная изба. Причём в этом доме крыша оказалась не соломенная, а крытая кровельным железом. И пол не земляной, а из толстых досок, выкрашенных тёмно-коричневой краской. Прямо барские хоромы, да и только! Навес, где до войны хозяева хранили сено, использовался в качестве укрытия грузовика. Крышу и открытые стены парни завесили зимней маскировочной сетью. А вот забора вокруг подворья и в помине не было. Его либо вообще не имелось, во что с трудом верится. Или он пошёл на дрова из-за тяжёлых времён. В последнее я куда больше верю. Кстати, с заборами и сараями в поселении в других хозяйствах всё обстояло примерно также. Сохранились они только там, где в них сильно нуждались. Например, скрыть от посторонних глаз что-то важное и полезное. Ещё некоторые командиры с политруками не особо любят красоваться перед глазами простых бойцов. предпочитают отгораживаться глухим забором, если выпадает такая возможность.
Мне ещё в дороге Иван поведал, что всю нашу команду перевели из-под Киева под Ленинград несколько дней назад. Я ещё отходил от встречи с Берией, а парни уже ехали на аэродром, где их ждал самолёт в северную столицу. А значит, что? Грядут крайне важные события в здешних краях.
— Я уже наслышан о твоих подвигах в Москве, — заявил мне Панкратов, широко улыбаясь после взаимных приветствий. — Что, не выдержала душа, потянулась к старому? А, гроза московских банд?
— Так там немецкий агент был, а не просто банда. Подкупал бандитов, чтобы они устроили диверсии на котельных и продуктовых складах, — ответил я ему. — Вполне моя прямая обязанность —