«Хотя, мы же аэродром с истребителями на днях прищучили. И у немцев теперь некому нашу авиацию шпынять, — вдруг подумал я. — Возможно, от этого отталкивается штаб, хм».
Уже отмечал, что самолёты — это не танки. Сотня тяжёлых истребителей как угроза намного внушительнее сотни Т-3 и даже Т-4. Скорее всего, именно потому меня и переключили на новую задачу, а не вернули в артиллеристский ровик к производству перунок, что больше разведанных аэродромов не нашлось в доступном радиусе. Либо собранное немцами советское имущество реально представляет куда большую ценность для страны, чем ещё один вражеский аэродром, помноженный на ноль. Или уничтоженный укрепрайон вроде того, который моя группа штурмовала вместе с бойцами Ханыгина. Гадать я даже не собирался. Меня с парнями могли сюда направить даже в силу каких-либо подковёрных игр. Ведь мало кто знает про мои возможности. Я просто один из осназовцев гебистов из группы старшего майора Ковалёва, являющегося личным порученцем Берии. А группа наша самая удачливая и подготовленная, судя по эффективности. Кому-то понадобилась именно такая для данной миссии. Кто-то захотел показать, что наша армия не только громит врага, но и возвращает своё. Потом в газетах проскочит заметка без имён. Политика и пропаганда. Такое было всегда: в Великой Отечественной моего времени, в Сирии, на СВО и распускалось махровым цветом здесь, в этом альтернативном мире.
Невольно вспомнились истории с украинской войны, когда пошла мода на красивые фотографии и видео с дронов из, якобы, освобождённых и зачищенных от бендеровцев посёлков. Мало кто в курсе, что чуть ли не каждая пятая такая история была показушной. И очень много было случаев, когда комбат в приказном порядке отправлял пару троек солдат с флагом в деревню, где ещё по домам и подвалам сидели вэсэушники или регулярно заходили вражеские ДРГ. Чаще всего парням везло. Ведь шли не желторотики из только вчера заключивших контракт с министерством обороны. А те, кто успел от души повоевать и набраться правильного опыта. Но порой и они несли потери во время таких акций. И виновных никто не наказывал. Даже после окончания войны тихо прозвучали несколько приговоров офицерам. В основным тем, кто стал козлом отпущения или чересчур зарвался.
Именно вот этот весь сумбур из предположений и версий крутился у меня в голове, пока я с Серёгой и четвёркой партизан шустро трусили на лыжах к дороге, ведущей в посёлок. Оказавшись на месте, я не меньше пяти минут осматривал местность как невооружённым взглядом, так и с помощью бинокля. Благодаря обострённому усиливающим заговором зрению темнота не была мне помехой. Попутно уточнял все интересующие меня детали у провожатых.
— Ждите здесь, — наконец, сказал я, поднял со снега вещмешок с заговоренными волчьими черепами и шустро заскользил вперёд на лыжах. Четыре волшебных вещи должны были перекрыть около километра периметра в форме глубоко вдавленной дуги. Центр находился на накатанной колёсами машин и полозьями саней дороге. Концы уходили вперёд примерно на полторы сотни метров. Уцелевшие враги, те кто сообразит, глядя на камрадов, что впереди дело нечисто, и не решившие отступать по своим следам, бросятся в стороны, где обязательно угодят под сводящие с ума смертным ужасом чары.
На установку и активацию амулетов у меня и получаса не ушло. Хочу ещё добавить, что сейчас, то есть зимой скорость и удобство установки волшебных побрякушек выше, чем летом. Благодаря лыжам я двигаюсь быстрее, чем шагом. А ещё за ноги не цепляется трава и кусты.
Вернувшись к спутникам, я подробно указал куда не стоит заходить. На всякий случай накинул по полсотни метров к крайним точкам границы действия заговорённых черепов. Трое партизан и один из армейских разведчиков остались здесь. Вскоре к ним должно подойти подкрепление с двумя пулемётами и двумя ПТРами. Я же с Серёгой в сопровождении одного проводника двинулись в обратном направлении, к основным партизанским силам.
Небо только-только стало окрашиваться зарёй, когда наша группа начала действовать. Мы заходили с наиболее удобного направления, где к станции примыкал лес. Изначально он располагался на небольшом удалении от неё. Но немцы дополнительно провели массированную вырубку деревьев, отодвинув их почти на километр от крайних построек.
Станцию защищал охранный батальон немцев. Всего около четырёх сотен солдат с «ганомагами», миномётами, двумя лёгкими пулемётными танками и почти десятком зениток. Среди последних не было ни одной «ахт-ахт» то ли в силу второстепенного расположения станции, то ли из-за нехватки мощных орудий. Также в качестве усиления основных сил немцы держали на станции отряд полицаев общем числом пятьдесят семь человек. Предатели были вооружены только одними винтовками. Причём «мосинками». Немцам им достаточно досталось в качестве трофеев во время летнего наступления, чтобы вручать своим прихвостням. И не только им. Кажется, трофейное оружие фрицы частично раздавали союзникам.
Через станцию раз в два-три часа проходил состав. В основном все они двигались от линии фронта. Большая их часть ненадолго останавливалась для пополнения воды с углём и катила дальше. По словам наблюдавших за объектом партизан, львиная доля гитлеровских составов везла в свой тыл повреждённую технику: танки, грузовики, орудия и даже один раз самолёты со снятыми крыльями. Дважды пронеслись санитарные поезда, тащившие вагоны с медицинскими крестами. Один из таких сейчас торчал на путях, ожидая, когда ему зальют воду и заполнят углём тендер. Группа из нескольких партизан и армейских головорезов уже отправились вдоль «чугунки» с вещмешками за спиной, полными взрывчатки. Километрах в семи-восьми от станции они подорвут путь, чтобы остановить составы.
Выбранное направление было самым удобным для подходов, но и наиболее кишащим патрулями и часовыми на вышках. Наша группа разделилась, и мы пошли по одиночке. Нужно было быстро и почти одновременно уничтожить около семи-восьми врагов. Два патруля, часовых на двух вышках и одного караульного под «грибком» с телефонным аппаратом.
Скрытые чарами невидимости мы пулей пронеслись по открытой местности. Немцы ещё с осени заминировали часть округи, но оставили для себя несколько