— Это не твоё дело, Фёдор, — отрезал дед, вцепившись в свою клюку так, что костяшки побелели. — Мы сами разберёмся.
— Так-то оно так. Но не совсем, — Жуков продолжил говорить бесстрастным тоном, не повышая голоса. — Если с ребёнком, что-то случится, то мне тоже потом отвечать! — Председатель перевёл взгляд на бородатого. — Матвей! Это твой сын, тебе и решать. Но если что, пеняйте на себя. Я вам в партию вступать не предлагаю. Или не прошу советскую власть полюбить. Но нельзя из-за предрассудков по бабкам-повитухам ребёнка возить! Угробите ведь!
Я видел, что внутри Матвея происходит внутренняя борьба. С одной стороны — железная воля отца и страх перед его гневом. С другой — трезвый голос председателя, олицетворяющего власть и предложившего разумный выход. Он посмотрел на бледное лицо сына, и я почувствовал, как мужик начал сомневаться. А ещё захотелось дать леща этому недоумку. Бесит!
Тут ещё дед Лука, начал буравить сына взглядом. Он так яростно сжал медный загиб своей клюки, что, казалось, вот-вот оставит на нём вмятины. В его помутневших глазах читалась непреклонность.
И в этот накалённый до предела момент, когда чаша весов могла качнуться в любую сторону, в разговор вступила Матрёна. И сказала то, от чего я оторопел.
— Не надо мальчика забирать. Попробую вылечить. А если умрёт, то значит, судьба.
Удивлённые взгляды присутствующих разом упёрлись в бабку. Я смотрел на неё, не веря своим ушам. Зачем? Мы же вроде договорились? Пусть топорно, но подстроили так, чтобы староверы, испугавшись, поехали в город! Должна же у них быть толика разума.
Недоумение длилось недолго. Дед Лука, услышав это, аж попятился назад, словно от удара. Его лицо из бордового стало землисто-серым.
— Молчи, ведьма! — рявкнул он, но уже без прежней ярости, а с каким-то леденящим презрением. — Только сейчас говорила, что не сможешь! Теперь я своего внука тебе на растерзание не оставлю! Матвей! Марина! Забирайте дитя. Немедленно!
— Не отдам! — твёрдо сказала бабка, — Ты старый пень, жизнь прожил, но из-за своей дури внука убить готов. Совести у тебя нет, одна спесь! А верой ты только прикрываешься!
Это добило деда окончательно. Он замахнулся на Матрёну своей клюкой.
— Не смей! Карга! Лучше городским коновалам внука на растерзание отдам, чем тебе оставлю!
Дед Лука, рыча, что-то невнятное про тёмные силы и божью волю, приказал уносить ребёнка. Матвей, уже не сомневаясь, подхватил на руки закутанного в одеяло сына. Марина, всхлипывая, покорно пошла за ними. Идиоты!
Они вынесли мальчика, и под ворчание Луки, направились к воротам. Затем погрузили мать с ребёнком в кабину грузовика. Перед тем как уехать, Матвей вернулся во двор, и забрал выгруженный ещё вчера двадцатилитровый бидон с мёдом, который староверы привезли в качестве оплаты. Жест красноречивый, но какой-то дешёвый. Гнилые люди, однако. Сразу усилилось желание дать кому-то из них в морду. Лучше всем.
Бородатый дотащил бидон до телеги, где уже сидел Лука. Затем Матвей поднялся и залез в кузов «ЗИЛа». Мы с Матрёной, Жуков и Санька наблюдали за спектаклем.
Когда грузовик скрылся за поворотом, а злой дед отъехал метров на двести, председатель повернулся к бабке. Его лицо выражало недовольство.
— Матрёна, допляшешься ты у меня до неприятностей, — произнёс он строго. — Я в районе доложу, как ты народ от официальной медицины отваживаешь.
Бабка усмехнулась. Стало понятно, что это пустая угроза, прозвучавшая не первый раз.
Кивнув нам с Санькой, Фёдор Михайлович ушёл. Рыжий немного помялся рядом с нами. Затем поплёлся в предбанник собираться на работу.
— Зачем вы влезли? — спросил я, когда мы остались одни. — Ведь мы договаривались.
На лице бабки снова появилась улыбка.
— Я с Лукой пятьдесят лет знакома. Он всю жизнь со мной спорит. Упрямый, как осёл. Если я за, то он всегда против. Стоило мне начать настаивать, чтобы пацана оставили, как он сразу захотел его забрать.
В принципе, я так и понял. Не дурак же. Просто не знал о давнем противостоянии Матрёны с Лукой.
— Зато председатель думает про вас нехорошо.
— Всё равно, — махнула она рукой. — И за спиной пусть говорят, сколько влезет. Даже хорошо, если самые трусливые за советом и травами ходить перестанут. Устала я от них. Остальным не слухи важны, а результат. А тебе, Алёша, спасибо! Ты мальчику два дня дал, если бы эти дурни не решились. Извини, но в этот раз без вознаграждения.
Как оказалась, Матрёна ошиблась. Весь день я работал, сражаясь со сном. Вечером после ужина думал сразу завалиться спасть, как Матрёна позвала меня в свой каменный мешок, где включила нормальный свет. Затем выложила на стол ровную стопку банкнот. Красные десятки. Всего двести пятьдесят рублей.
Я сделал удивлённое лицо.
— Откуда?
— Один нежадный человек за своего племянника заплатил, — ответила она просто.
Я для вида присвистнул, оценивая сумму.
— Двести пятьдесят на двоих. Хорошие деньги! Неужели народ не только мёд с грибами носят?
— Есть и такие, — кивнула Матрёна, — Но редко. Так что миллионы не наживёшь. А насчёт денег, то они твои. Свою половину я уже забрала да спрятала.
Нормально пасечник отстегнул! Я, молча, взял купюры, ощутив внутренний трепет. Это не просто деньги, а первый нормальный гонорар!
* * *
Друзья, активнее ставим лайки, подписываемся на авторов и пишем комментарии. Последнее, крайне необходимо. Авторам важно ощущать ваше участие и поддержку. Даже, если это критика. Нет ничего хуже равнодушия к произведению.)
Глава 19
Журналистка
Сегодня ровно месяц моего пребывания в селе. В последнее время мы работали по двенадцать-четырнадцать часов, без выходных. Изначально нас отправляли на три недели, но командировку продлили. Уж больно много дел. Вчера с завода даже прислали несколько мужиков, на этот раз механиков и наладчиков. Они должны установить в колхозной ремонтной мастерской старенькие токарные и сверлильные станки. Жуков решил самостоятельно изготавливать простейшие детали для техники, заодно чинить её. Ведь хозяйство у него большое, и состоит не только из комбайнов или сеялок.
Заготовка сена закончилась. И сейчас мы занимались уборкой кукурузы на силос. Других дел тоже хватает. Правда, чтобы продолжить трудиться в колхозе, нам надо продлить командировку. Вернее, просто выйти на основную работу. А там уже, как начальство решит.
Если честно, несмотря на тяжёлый труд, уезжать не хотелось. За короткий промежуток времени я прикрепил к селу, Матрёне и остальным людям. С самого утра в голову лезли неприятные мысли о возвращении. Работа в шумном цеху на погрузчике уже казалась неинтересной. А