Корф подумал и кивнул.
– Хорошо, любезный. Что еще нам надо знать?
Тот пожал плечами.
– Не знаю, как и сказать, пан. Я не шибко ученый словами говорить. Только вот, если самый матерый волк, то это не всегда вожак. А вам нужен именно он. А часто вожак стоит позади молодых и смотрит, как-то давая команды. Как – я не знаю, но волки его слушаются. Найдите такого и убейте его. Первым. Там еще будет волчица. Вот она и ведет стаю. Без нее и без вожака стая перестанет на вас прыгать. Не всегда так бывает, но, говорят, верный шанс. Сам не знаю. Говорят, так. Уж прошу простить если что не так.
Барон почесал нос. Сунул руку в карман.
– Вот тебе монета сверх оговоренного. Не болтай лишнего в Бублице. Если что – уехали ночью в лес. Ты – отговаривал. Вернулся. А мы поехали к волкам. Понятно?
Проводник даже перекрестился.
– Типун вам на язык, пан! Нельзя так шутить. Тем более ночью, тем более здесь!
– Езжай.
– Тихой и ясной дороги вам, панове. Храни вас Бог. Свечу в храме поставлю. За здравие и спасение ваших душ.
– Спасибо, любезный. Хорошей дороги и тебе.
Мы стояли на дороге и смотрели вслед «любезному». Факел он не зажигал, полагаясь больше, на память лошади, свое чутье дикого человека и призрачный свет луны меж тучами.
– Ну что, едем?
Корф посмотрел на меня. Как будто от меня тут что-то зависело.
Возможно, это были пустые опасения, но барон считал, что возвращаться нельзя. Нас могли кинуться искать. Кто угодно мог. От Фридриха до всяких местных лиходеев. Войсковому разъезду из Кёслина до Бублица скакать ночью часа три. Не заночуешь. А уж если слух о «бесхозном молодом герцоге» пойдет по округе, то как минимум, что нас (меня) ждет – ожидание выкупа где-нибудь в амбаре, ведь денег у нас собой почти и не осталось.
Такие вот у нас дела.
Оружия у нас мало. И это не многозарядный дробовик и даже не автомат Калашникова. А шпаги не сильно помогут, если на тебя бросаются сразу с нескольких сторон.
Нет, шанс был. И шанс не столь призрачный, как может показаться. Ехать тут не так далеко. Часа за два должны управиться. А там уже и Польша.
Да. Выбора нет.
– Едем!
РОССИЙСКАЯ ИМПЕРИЯ. САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКАЯ ГУБЕРНИЯ. ГАТЧИНА. 2 (13) января 1742 года
Большая поляна в лесу наполнилась шумной жизнью. Конечно, не могло быть и речи о том, чтобы маленькая деревня приняла такое огромное количество высокородной и блестящей публики. Это был не первый выезд двора, так что все было более-менее привычно. Разжигали костры, ставили большие и малые шатры, чинно ходили вельможи, улыбаясь и ненавидя, бегали и дурачились скоморохи и паяцы, разносили горячее, холодное и горячительное служки, готовились охотничьи команды, лесничие и местные готовились к большой охоте.
На вечер императрице обещали представление и большой фейерверк.
На глаза появился глава Тайной канцелярии, и Лисавета не удержалась от веселого вопроса:
– И где же волки?
У царицы было прекрасное настроение. Ушаков поклонился.
– Всему свое время, ваше императорское величество. Зверей сначала нужно загнать, не так ли, государыня?
Она благосклонно улыбнулась.
– А вы ценитель, Андрей Иванович. И почему вас все не любят?
Вновь куртуазный поклон:
– Лишь бы я их любил, ваше императорское величество. Стоит вам только пожелать.
– Ох, Андрей Иванович! Улыбнитесь хотя бы!
– Как будет угодно, вашему императорскому величеству.
Ушаков улыбнулся. Императрице.
А она ему.
Следствие шло своим чередом. Плаха ждет своих посетителей. Да, постояльцев там не бывает. Все там ненадолго совсем. К радости толпы, которая так любит, когда казнят тех, кто еще вчера был хозяином жизни.
Сегодня охота на волков. Факелы. Флажки красные. Охотники на номерах. Загонщики пошли.
Большая императорская охота началась.
КОРОЛЕВСТВО ПРУССИЯ. ДАЛЬНЯЯ ПОМЕРАНИЯ. АМТ КЁСЛИН. БУБЛИЦ. ЛЕСНАЯ ДОРОГА. 13 января 1742 года
Ночь. Лесная дорога. Чуть стонет ветер в ветвях, да полумесяц светит. И волки воют. Может, на луну. А может, по нашу душу устроили совет. Идея ехать в ночь нравилась мне все меньше. И, судя по мрачному выражению Корфа, ему тоже. Но тут уж ничего не попишешь. Как говорится, назвался… кем я там назвался? Впрочем, какая разница. Волкам даже для меню мое имя не нужно. Читать они все равно не умеют.
И, честно сказать, наш арсенал вызывал у меня определенные сомнения. По всем позициям. Во-первых, нас было просто мало. Во-вторых, пусть мы по местным хронологическим меркам и обвешены оружием, как рождественская елка, но огнестрельное оружие суть одноразовое. Что толку от того, что я могу выстрелить из ружья, а потом из пистолета? Толку ноль. Даже если я попаду в кого надо и куда надо (что совсем непросто), то что дальше? Перезарядить «пушки» я все равно не успею – никто не даст мне минуты, чтоб возиться с зарядами, порохом и прочими пулями. И полминуты мне не дадут. Что дальше? А ничего. Шпага. Дага. И то ли тесак, то ли бебут. У меня даже пистолета нет. Корф сказал, что мне он без надобности, а ему пригодится.
Меня запихнули в закрытый возок, и барон строго-настрого запретил мне казать нос наружу. Остальным же предписано было меня охранять любой ценой, даже если волков или разбойников придется загрызать зубами.
Диспозиция у нас такая. Корф верхом на ведущей коняке моего возка. На козлах Крамер и Бастиан. Впереди еще один возок. Там Йенс и Берхгольц на козлах и Румберг на коренной. Возница немец не сбежал, как лях. Говорит, что ездил пару раз здесь в Польшу. Потому первым возком и правит. Бастиан же с Берхгольцем у нас охотники, потому при огнестреле. Факелы горят только у Корфа и Румберга. Первый со шпагой и пистолетом, у Густава же только шашка какая-то. Возницы вообще при кнуте да кинжале. В возках груда незажженных факелов, но сейчас это просто палки. В первом возке никого нет, я во втором – в заточении. Как принцесса какая, прости Господи.
Семеро. «Смелых». На всю голову ушибленных. Вот и все, собственно. Вот и все. Твердые орешки из нас так себе. Не получится у нас, как у джентльменов Дикого Запада, лихо и смеясь,