К ее удивлению, принцесса не всполошилась, не проявила никакого беспокойства, словно заранее предвидела такую возможность.
— Ваша доброта не знает границ! — повторила она.
— Это самое малое, что я могла бы сделать для твоего будущего мужа, девочка. Я в долгу перед ним. Такой царский подарок!
— Вы о Бенгалии, ваше великолепие? — уточнила принцесса. — Подарок с изъяном, скажу честно. Голод! Вот, что ждет эту благословенную землю.
— Знаю! — нахмурилась Богум Самру.
Через мгновение княгиня получила неожиданный урок, заставивший ее куда серьезнее смотреть на Нур. Она всего лишь дала ей совет, но какой!
— Не мне вам подсказывать, госпожа, но я, прожив здесь несколько лет, кое-что поняла. Уничтожайте под корень посевы опиума и индиго, меняйте их на зерновые. Бенгалия способна прокормить сама себя.
— На это нужно время, моя дорогая. А людей нужно кормить сейчас.
— Вазир Али-хан — вот ключ к решению ваших сиюминутных проблем. Он также в долгу перед моим возлюбленным. Его супруга, Баху-Богум, обещала озолотить Питера, если он освободит ее мужа. Вместо золота можно попросить прислать рис. Караваны еды, которые спасут народ Бенгалии.
Княгиня задумалась.
— Тогда уже я окажусь в долгу перед Аудом. И счет перед твоим мужем также возрастет.
Нур вытянула руку, над которой закончила колдовать храмовая танцовщица, приглашенная для нанесения татуировок. Принцесса разглядывала мандалы — круговые узоры, напоминающие космические карты.
— Эти символы единства, гармонии и бесконечности, — показала она мехенди своей собеседнице, — то, что так не хватает несчастной Индии. Так думает Питер, — со значением добавила она, — и он видит необходимость в крепчайшем союзе между Бенгалией, Аудом, Бенаресом, Рахилкхандом и княжествами маратхов. Свары на руку инглиси — только в единстве и гармонии мы сможем устоять перед натиском Ост-Индской компании.
Богум Самру смотрела на Нур и понимала со всей очевидностью, что эта девочка пойдет очень далеко. Гораздо дальше, чем самой княгине удалось за прожитые годы. Ночная царица? Та, кто в перерывах между любовными ласками вложит в голову мужа важные идеи? Или та, кто не побоится показать себя всему миру во всей красе — как самостоятельную повелительницу-шахиню? У них, у Петра и Нур, еще нет своего трона, но почему-то скорое его появление у княгини не вызывало сомнений. Эта парочка стоила друг друга — вместе они превратяться в таран, способный смести все на свете и безвозвратно изменить политическую карту Индостана.
«С девочкой нужно не изображать покровителя, а дружить», — тут же решила Богум Самру.
— Главным моим союзником я считаю отныне и всегда буду считать твоего мужа, принцесса. И буду первой, кто заключит с княжеством Майсур договор о дружбе и взаимопомощи, когда ты вернешь свои права на престол…
— Как чудесно, что мы понимаем друг друга, — промурлыкала Нур, протягивая ноги татуировщице, их покроют мехенди от кончиков пальцев до колен. — Вам понравился праздник, устроенный моим сердцем для урус-казаков?
— Это было впечатляюще! — слегка покривила душой княгиня, насмотревшаяся за свою жизнь на пирушки подвыпивших военных и сытая ими по горло.
— Люди любят праздники, — нейтрально промолвила принцесса. — Скоро наступит Похела Баиша, любимый бенгальский праздник Нового года. Было бы чудесно устроить в Калькутте что-то грандиозное!
«Нет, — думала Богум Самру, одобрительно кивая головой, — она не ночная царица. Она прирожденная повелительница!»
* * *
Калькутта, Красный дворец, 30 марта 1802 года.
Допрос Брэддока открыл многое — особенно, масштаб проблемы. По всей Индии под покровом ночи действовали секты тхагов, и их культ унес огромное число жизней простых индийцев. Не только душители, но и кинжальщики, и отравители — три непересекающиеся законспирированные ветки убийц. В их зверской сущности англичане видели доказательство неспособности раджей управлять субконтинентом и ждали момента, чтобы громогласно об этом объявить. Не выкорчевать с корнем эту заразу, а использовать ее как предлог для захвата власти.
— Как же можно быть настолько циничными! — не удержался от гневного восклицания Рерберг.
— Вот только не нужно болтать попусту о гуманизме, — окрысился Брэддок. — Мы поставили себя целью захватить миллионы, имея под рукой несколько тысяч солдат. На войне все средства хороши.
— Мистер Джеймс прав, — неожиданно поддержал Лохматого Паука Дюжа. — Хотите, Антон Петрович, заниматься нашим делом, забудьте о чистых перчатках.
— Это… — растерялся подпоручик. — Это перебор!
— Не в карты играем! — отрезал полковник и приступил к допросам задержанных.
Разделенные порознь тхаги — парочка несостоявшихся убийц и другие задержанные — сдавали друг дружку и известных им членов общин. Арестованные вскоре пошли волной, изолировать их уже не получалось. Их расставляли на коленях носом к стене в парадном зале Красного дворца — там, где раньше высились золотые горы и где из-за решетки алтаря с одобрением поглядывала на слезы и стенания людские богиня Дурга. Начались признания — и новые аресты, и новые открытия. Такие, от которых у Дюжи волосы встали дыбом. Не от выданных места массовых захоронений в предместьях Калькутты, куда тут же были отправлены группы поисковиков. Не от захваченного у джемадаров общин тхагов золота и иных ценностей. Полковник был в шоке от другого — он обнаружил следы обширного заговора, направленного против верхушки казачьего Войска и его союзников. Отравители готовили покушение на самого Платова, а кинжальщики — на махараджей Синдию и Холкара. На фоне этих целей душители выглядели скромными разбойниками с большой дороги.
Кто был заказчиком этих преступлений? К утру следующего дня, после кровавых допросов с применением жестоких пыток, появилась слабая ниточка, и она вела в американское консульство, расположенное в двух шагах от Майдана. И что самое интересное, похоже, именно там скрывался заказчик нападения на Черехова, некий Вишал, ранее выполнявший деликатные поручения покойного Бабу Рамдулала Дея.
Пришло время навестить мистера Дадли Пикмана из Массачусетса. Недаром же в Красном дворце висел на видном месте ростовой портрет Джорджа Вашингтона — подарок признательных американцев.
* * *
Калькутта, дом американского консула, 31 марта 1802 года.
В фойе прекрасного дворца в итальянском стиле, которых много построили на главной улице Калькутты Чоуринги, было жарко. Здесь горячо спорили два человека — русский офицер и купец из бывших колоний, обязанных России своей независимостью.
— Это является нарушением всех правил, принятых цивилизованным обществом! Вы! Неужели вы, дворянин из далекой России, позволите себе нарушить дипломатическую неприкосновенность консульства, представляющего народ Соединенных Штатов⁈
Дадли Пикман, элегантный молодой человек