Я лежала в постели, свернувшись калачиком на правом боку, как и заснула. Но теперь кто-то был здесь, рядом со мной. Судя по металлическому протезу левой руки с когтеподобными пальцами, это был Самир. Его правая рука покоилась под подушкой, на которой лежала моя голова, и я чувствовала его ладонь рядом со своей.
Самир лежал так, что моя голова оказалась под его подбородком, а его колени — за моими. Когда я замерла, я ощутила, как его грудь медленно и размеренно поднимается и опускается у меня за спиной. Он спал. Или притворялся спящим. От него исходило тепло, и вокруг него витал аромат старых книг, как всегда.
Самир обнимал меня, словно плюшевую игрушку. Или любовницу. Хотя я не была ни тем, ни другим — по крайней мере, насколько мне было известно.
Что, чёрт возьми, мне делать?
Я могла бы закричать, выскочить из постели, дать ему пощёчину, накричать на него — но не могла заставить себя сделать ничего из этого.
Я вдруг поняла, что впервые вижу его без длинного камзола. Там, где его рука обнимала меня, была видна кожа — вплоть до того места, где крепился протез. Я вдруг задумалась: а носит ли он вообще рубашки? И от этой мысли у меня снова пересохло во рту.
Самир был бледным — что неудивительно. Гибким, но мускулистым. На коже его руки виднелись ряды узоров. Ряд за рядом тонких чёрных линий чернил. Они покрывали как минимум половину того, что я могла видеть, извиваясь в спиралях и завитках, заполненных надписями или обведённых геометрическими фигурами. Это было прекрасно, как произведение искусства. Я поймала себя на том, что любуюсь ими, и мне захотелось рассмотреть их поближе.
Я немного пошевелилась, проверяя, действительно ли он спит. Когда я это сделала, его рука соскользнула с моей ладони, и он обнял меня крепче, притянув к себе с тихим недовольным «ннх» в горле. Самир спал как убитый. Ни один бодрствующий мужчина, уважающий себя, никогда не издал бы такого звука.
Это чуть не рассмешило меня, но я прикусила губу, сдерживая смех. Судя по тому, каким я видела его в последний раз — сломленным и убитым горем, — было ясно, что он пришёл сюда в поисках утешения. Самир не лапал меня и не домогался. Он просто хотел кого-то обнять в темноте глухой ночи.
Могла ли я винить его за это? Нет. Совсем нет.
И я не могла найти в себе сил отказать ему. В моём сонном рассудке я позволила себе признать: это... приятно. Я тоже отчаянно нуждалась в утешении после всего, что со мной произошло. После всего, через что мне пришлось пройти — даже если часть этого случилась по вине Самира — это было то, в чём я нуждалась, сама того не осознавая.
Поэтому я позволила векам снова сомкнуться, и сон снова забрал меня в свои объятия.
***
Я начинала входить в определённый ритм. Просыпалась, принимала ванну, одевалась, завтракала, а потом бродила по поместью до обеда. Я всё ещё упорно избегала мясных продуктов. Хотя на середине съедания жареного сырного бутерброда я вдруг осознала, что никогда не спрашивала, откуда берётся этот сыр.
Слуги сильно встревожились, когда у меня внезапно начались приступы тошноты, и я стала умолять их скорее подать мне ведро, потому что меня вот-вот вырвет. Их беспокойство сменилось смехом только после того, как я, наконец, объяснила причину моего ужаса. Я сказала, что сыр, который они подали, был сделан из монстров, а это — ненормально. Особенно если учесть, что эти монстры когда-то были людьми. В ответ они лишь рассмеялись и услужливо предложили мне в таком случае стать веганкой. И знаете? Эта идея начала казаться мне отличным планом.
Поэтому я снова отправилась бродить длинными ленивыми кругами по поместью Самира. Постоянная ходьба помогала не думать о самом хозяине. Если Самир действительно был в моей постели прошлой ночью, то к моменту пробуждения его уже не было. Я не была уверена, испытывала ли я облегчение или разочарование. Каким-то образом я чувствовала обе эти эмоции одновременно. Это не помогало справиться с тем фактом, что меня буквально раздирало на части из-за того, что делать с этим мужчиной.
Я не могла просто взять и спросить его, был ли он там или нет. Если ответ будет «да», мне станет стыдно, что я не выгнала его. Если ответ будет «нет», значит, мне снилось о том, что он там был. В любом случае это не помогло бы моим внутренним терзаниям.
Воспоминание о том, каким было его прикосновение, как ощущалось его тело, прижатое к моему прошлой ночью, заставляло моё сердце подпрыгивать к горлу. Я хотела его. Я могла признать это сейчас. Но поддаться этому чувству казалось... неправильным. Но я честно не могла понять, почему. Достоинство? Гордость? Я вздохнула. Ходьба больше не помогала мне не думать о нём.
Была уже середина дня, когда один из слуг подошёл ко мне, поклонился и сообщил, что у меня посетитель. Это было странно. Мужчина проводил меня на улицу, к большому фонтану в саду Самира. Казалось, фонтан обзавёлся ещё одной статуей — высокой, тонкой, вся в белом, со сложенными за спиной руками. Я улыбнулась.
— О, здравствуйте, Сайлас.
Мужчина обернулся, слабо улыбнулся мне и склонил голову.
— Нина. Надеюсь, ты не против вторжения.
— Совсем нет. Это приятное отвлечение от размышлений о бессмысленности моего существования, — пробормотала я, а затем вздохнула, увидев обеспокоенное выражение его лица. — Простите. Это прозвучало намного хуже, чем я хотела.
Сайлас склонил голову.
— Я понимаю. Я пришёл узнать, как ты себя чувствуешь. Я так понимаю... не очень хорошо?
Сайлас жестом предложил мне сесть на край фонтана.
— Я в порядке, — я покачала головой, подходя к краю фонтана и садясь. Сайлас сел рядом. — Я просто не знаю, что мне делать с собой. Я хожу по кругу. Думаю по кругу.
— Это понятно. Могу ли я чем-то помочь тебе?
— Если только вы не можете отправить меня домой, то нет.
— К сожалению, путешествовать между мирами невозможно, пока они не выровняются.
— Я знаю, знаю. Я не всерьёз, — я улыбнулась и