2 Дебен — основная мера веса в Древнем Египте, равна 91 грамму. Кидет — 1:10 часть дебена, чуть больше вавилонского сикля (8,4 гр.), который был примерно равен двум драхмам. В ходу были кольца из серебра и меди весом в один кидет.
3 Хемети — это корректная стилистическая реконструкция, означающая «медяк». Хемет — медь на языке Нового царства.
Глава 12
Год 12 от основания храма. Месяц девятый, Дивонисион, богу виноделия посвященный. Энгоми.
Первый семейный обед после моего возвращения проходил в какой-то необычайно тягостной атмосфере. Ил, носивший на груди бронзовый солдатский трезубец, сидел мрачный, хотя поводов у него для этого не было решительно никаких. Напротив, еще утром он вошел во дворец, гордо выпятив тощую грудь так, чтобы награду видели все. Интересно, чтобы могло испортить ему настроение?
— Масло! Икорка! — простонал я, сметая гору из крошечных бутербродов, поставленных передо мной. К моему немалому удивлению, Клеопатра не отставала и лопала из этого блюда за милую душу. Она оказалась единственной из всей семьи, кто оценил редкостное лакомство, привезенное из Пантикапея.
— Ил, попробуй! — показал я. — Это вкусно.
— Не хочу, — хмуро ответил он, лениво ковыряя запечённую рыбу.
— Случилось что-то? — спросил его я.
— Это я стала причиной плохого настроения нашего сына, господин мой, — спокойно ответила Креуса. — Я запретила слугам падать ниц перед наследником. Я посчитала, что это недостойно воина, награжденного за храбрость. Воину присуща суровая простота, а унижение рабов ласкает лишь слабого правителя. Наш сын должен быть выше этого.
— Чего-о? — я даже бутерброд выронил от неожиданности. — Дай угадаю. Пока нас не было, во дворец ударила молния! Нет! Разверзлась земля и поглотила гору Олимп! Или я чего-то не понимаю…
— Наш сын вырос, господин мой, — пояснила Креуса. — Ему уже четырнадцать. Если он будет подвержен слабости, то не сможет править. Он потеряет власть, а потом и жизнь. Или же это произойдет одновременно. Воспитание деда Анхиса дало нужные плоды, иначе мой сын не заслужил бы свою награду. Я признаю свою неправоту и прошу у тебя прощения при наших детях и сестре.
— Значит, все-таки молния ударила, — задумчиво ответил я, отодвигая от себя блюдо, в которое с довольным урчанием вцепилась Клеопатра. — Ничем другим я это объяснить не могу. Останься после обеда, царица, нам нужно поговорить.
Все разошлись, и Креуса сидит передо мной, спокойно положив руки на колени. Мы не виделись несколько месяцев, но особенных эмоций от встречи нет. Мы уже давно привыкли к постоянной разлуке. Моя жена никогда не была фотомоделью, но она дама весьма симпатичная и обаятельная. Она невысокая, плотненькая и приятно округлая в нужных местах. Последнее для меня, малость оголодавшего в долгом плавании, стало настолько существенным, что настроиться на серьезный лад оказалось непросто. Зря я в моду декольте ввел. Пялюсь теперь на те самые округлости, как последний дурак. У нас ведь нет никакого табу на обнаженное тело, и женщины этим умело пользуются, научившись оставлять заманчивую недосказанность.
— Объяснись, царица, — сказал я, подняв пальцами ее подбородок. — Ведь все это сделано не просто так. Тебя слышали дети, сестра… То, что ты сказала, было похоже на присягу. Или на капитуляцию. Зачем тебе это понадобилось?
— Я точно знаю, что будет со всеми нами, если тебя вдруг не станет, — спокойно ответила любящая женушка, и по моей спине пробежал ледяной холодок от ее циничной откровенности. — У меня было время подумать, поговорить людьми… с разными людьми, господин мой… Ты ведь воин, и в море проводишь куда больше времени, чем в своей постели. Я вдруг представила на мгновение, что тебя не будет с нами, и у меня словно упала пелена с глаз. Мне стало страшно, Эней. И впервые в жизни я не знаю, что делать. Мы ведь погибнем. Я, мой сын, дочери… Я плохо исполнила свой долг, родив тебе одного наследника. Он слаб, и это я сделала его таким. Из-за этого все мы в опасности. Власть убьет сначала его, а потом вслед за ним и всех нас. Одна Клеопатра выживет, убийца возьмет ее в жены.
— И давно ты это поняла? — вытер я лоб, внезапно покрывшийся испариной.
— Сказала же, поговорила с разными людьми, — криво усмехнулась она, — сопоставила их слова и поняла, что иду прямо на ножи убийц. Или в ссылку на пустынный остров. А я не хочу себе такой судьбы. Мне нравится жизнь, которую ты мне дал. Я сильно ошиблась и теперь хочу исправить свои промахи. Я умоляю тебя о прощении! Я сделаю все, чтобы снова заслужить твое доверие.
— Да неужели? — недоверчиво прищурился я. — Ну, тогда начинай! Делай! Представь, что я поймал шальную стрелу, а наш сын так и не смог избавиться от даймонов, поселившихся в его голове. Он считает себя живым богом, а всех остальных, включая других царей — пылью у своих ног.
— Если это случится, то власть в стране нужно будет разделить на несколько частей, — решительно ответила Креуса. — Так, чтобы один человек не смог погубить то, что делали многие. Разные силы будут уравновешивать весы, центром которых и должен стать ванакс.
— Хорошо-о! — изумленно протянул я. — Представь, что тебе нужно было бы начать прямо сейчас? С чего бы ты начала?
— С мелких общин и суда, — не задумываясь ответила Креуса. — Суд должен стать прерогативой богов, а ванаксу не к лицу лезть в дела каждой деревни и городка. Пусть сами управляют своей жизнью. Мы лишь дадим им законы и будем собирать подати. И, конечно же, мы будем их защищать.
— О-оче-нь хо-ро-шо-о! — во все глаза смотрел я на нее не узнавая. — Где будем брать невесту нашему сыну? Через год его женить.
— В Египте, — не задумываясь, ответила Креуса. — Царевны из Сидона и Ахайи ему не пара, а остальные слишком далеко. Только Египет, господин мой. Дочь Рамзеса от главной жены. Не знаю, как это сделать, но ты уж постарайся.
— Напиши пока сестре, — ответил я подумав. — Я постараюсь, но пусть Лаодика осторожно узнает мнение фараона. Такого в Египте не случалось еще никогда, насколько