Я ведь со всех сторон окружен паутиной ее родни. Абарис, Рамзес, Муваса и десяток вельмож рангом пониже. Все они женаты на ее сестрах и племянницах, которые обладают незаметной, но совершенно реальной властью. А ведь еще есть Кассандра, которая может поддержать сестру, и множество тех, кому я как кость в горле. Начиная с сидонского царя, который пихает свою дочь в жены Илу, и заканчивая купцами из поднимающихся на глазах Афин, где моя власть весьма условна. Все они могут хотеть свободы. Слишком сильно моя калига давит на их горло, перекрывая кислород. Ведь отравят в два счета, чтобы этого дурака на трон посадить. Или зарежут во сне. Тут это быстро делается. Нужно срочно выруливать…
— Царица, вернись! — крикнул я, и Креуса появилась, не прошло и секунды. Как будто только и ждала этого. — Судьба нашего сына важнее, чем мой гнев на него! Завтра, когда вернемся из храма, мы с тобой все обсудим. Я хочу, чтобы ты тщательно обдумала каждое слово, которое мне скажешь.
— Я готова к этому разговору уже несколько лет, мой господин, — спокойно ответила она. — Рада, что ты удостоил меня своим доверием.
Глаза Креусы торжествующе блеснули, и я незаметно выдохнул. Еще поживем…
Глава 2
— Подъем, воин! — гаркнул я, войдя в спальню сына.
К чести его будь сказано, Ил проснулся тут же и стоял передо мной уже через пару секунд, утирая заспанные глаза кулаком. Дед явно не давал ему спуску.
— Собирайся, — бросил я. — Ты уже достаточно отдохнул и нанежился на перинах. Мы едем на полигон.
— Зачем? — не понял Ил.
— Ты знаешь, что такое пятнашка? — спросил я его, а когда он помотал головой, любезно пояснил. — Дистанция в пятнадцать стадий. Я бегу ее вместе с легионом.
— Зачем? — все еще непонимающе смотрел на меня сын.
— Затем, что вместе с легионом, — терпеливо пояснил я. — Воины должны видеть своего царя и знать, что он тоже способен биться. Иначе они перестанут меня уважать, а после этого восстанут, разграбят дворец, а всех нас убьют. Ты хочешь, чтобы нас всех убили?
— Н-нет! — обалдело замотал он головой.
— Тогда надо бежать пятнадцать стадий, — нетерпеливо махнул я рукой. — Завтрак у нас будет там же, после пробежки. После завтрака — стрельбы, работа с копьем и щитом, потом обед. После обеда у меня дела, у тебя учеба. На закате мы едем в храм Сераписа, приносить жертвы в честь Нового года. Вопросы, наследник?
— Нет вопросов, — обреченно ответил он, только теперь понимая, что жизнь у деда была не так уж и плоха. Когда пасешь коней, можно просто валяться на травке и смотреть, как по небу плывут облака. На полигоне воин думает совсем не об этом.
Появление голого по пояс наследника вызвало восторженный рев воинов, а Ил, неравнодушный к поклонению толпы, порозовел и заулыбался. Тут еще были те, кто помнил, как он начал битву с сидонцами.
— Первая когорта, в колонну по четыре стройсь! — заорал трибун, и мы побежали впереди, задавая темп. Я бегу не спеша, разогреваясь на скудном январском солнышке. Сейчас плюс пять-плюс семь, отчего Ил тут же покрылся гусиной кожей. Да, Анхис неплохо погонял его. Он худой, но жилистый. Он бежит ровно, начав задыхаться только со второй половины дистанции. Он явно устает, но упрямство побеждает. Сама мысль, что его слабость увидят те, кого он всей душой презирает, тянет царевича вперед, словно буксир. Он бежит, а я слышу, как хрип разрывает его легкие. Такой темп ему пока непривычен. На финише я увел его в сторону, спрятав от чужих глаз. Мы зашли в палатку, где он упал на скамью, держась на правый бок. Тощая грудь поднималась в тяжелом дыхании.
— Ты молодец, — я сел рядом. — Ты выдержал. Здесь такое уважают.
— Ага, — он, наконец, отдышался. — А когда подадут завтрак?
— Его тут не подают, — усмехнулся я. — Тут тебе не дворец. Видишь миску и ложку? Бери и пойдем на раздачу.
Ну, хоть тут у меня есть небольшая привилегия. Жрать царю царей дают вне очереди. Воины почтительно расступились, и кашевар с мордой, разбитой ударом палицы, прижал руку к сердцу.
— Теодо, — кивнул я. — Посолить не забыл сегодня?
— Как можно, государь? — усмехнулся тот, оскалив щербатый рот. — Мне выбили зубы, но не мозги.
— Положи царевичу побольше, — попросил я. — Он сегодня в первый раз пятнашку бежал.
— Сколько положено, столько и положу, государь, — ворчливо ответил кашевар. — Устав для всех един. Ты сам так сказал.
— Хвалю, воин! — гаркнул я на всю столовую и потащил совершенно обалдевшего сына к столу.
— Служу ванаксу! — донеслось мне в спину.
— Папа, что это сейчас было? — непонимающе прошептал Ил, наяривая за милую душу то, на что во дворце даже не посмотрел бы. Ячменная каша, почти все та же перловка, вечный спутник армейской столовой. Она преследует меня даже здесь.
— Это армия, сын, — серьезно посмотрел я на него. — Царь — первый из воинов. И он тоже подчиняется уставу. Если он не будет этого делать, то и воины тоже перестанут.
— Но зачем ты вообще разговаривал с этим уродом? Как будто он равный! — не выдержал царевич, и я приложил палец к губам. Хорошо, что в общем шуме нас никто не услышал.
— Никогда не произноси таких слов, — укоризненно покачал я головой. — Этот воин отважно бился. Не его вина, что он был ранен. Ему осталось дослужить четыре года, после чего он получит хорошую землю. А на скопленные деньги купит себе скот и семью рабов. И даже выкуп за молодую жену внесет. Теодо, хоть и страшен, как даймон, но он завидный жених в любой из наших земель.
— Но зачем тебе вообще знать его имя? — не мог понять Ил.
— Потому что для любого человека звук его имени — это самый сладостный звук на свете, — продолжил пояснять я. — Любой воин мечтает о том, чтобы царь назвал его. Он будет рассказывать об этом своим детям и внукам. И да, еще пару дней назад я не знал, как зовут этого человека.