Безымянный усердно работал локтями, пробиваясь туда, где толпа редела, и едва мог скрыть довольную улыбку. Тонкая игла, застрявшая в районе почки, на некоторое время отбивает желание поорать.
— Плохо дело, — сказал он сам себе, когда выбрался наконец из месива человеческих тел и огляделся по сторонам. — Печенкой чую, дойдет все-таки дело до плохого. Дойдет!
Провокаторов он насчитал едва ли не с десяток, и те работали на совесть, разогревая своими воплями бурлящую от гнева толпу. А жрецы Амона, наученные предыдущим опытом, выводили к ахающим людям то безутешных матерей, то вдов, то каких-то рыдающих мужиков. Огромный многоголовый зверь, каким и становится толпа, вот-вот начнет искать себе кровавую жертву.
— Может, хоть дождь их разгонит? — с тоской в голосе произнес Безымянный, с надеждой глядя на чернеющее небо. Ему дали несколько заготовок на самый скверный случай, но все они на его вкус были… грязноваты, что ли… И тогда он сказал сам себе.
— Неохота мне кровушку людскую лить. Ну чем эти бараны виноваты? Я ведь художник! Я не какой-то там мясник! Что же сделать-то? Дождь вроде будет. А может, дождь мне и поможет? Помнится, господин наставник на уроке географии чудные вещи говорил…
Здесь, в Нижнем Египте, дожди идут лишь осенью и зимой. И частенько тут льет как из ведра, а на небе сверкает яркое переплетение молний. Вот и сейчас на горизонте собирается темная грозовая туча, которая совсем скоро разродится потоками воды. Где-то там уже громыхает вовсю, а в воздухе пахнет непременным коротким дождем, что прольется вот-вот.
— Поспешу-ка я, — пробормотал Безымянный и быстрым шагом понесся в сторону храма Сераписа, стены которого поднялись едва ли по пояс.
— Достойнейший, — сказал он, хрипя и задыхаясь от спешки. — Нет больше времени. Еще час-другой, и сюда толпа заявится. Нас с тобой голыми руками разорвут.
— Что ты предлагаешь, Баки? — смиренно спросил жрец Мериамон. — Мы слуги бога, а не воины. На небесах нас ждет воздаяние. Нам не пристало бояться смерти.
— Да я смерти не боюсь, — поморщился Безымянный. — Я просто пока не хочу ее. Что-то мне подсказывает, достойнейший, что мой час еще не пришел. А вот твой час пришел точно. Сегодня ты посрамишь этих высокомерных сволочей силой своей веры.
— Не то гроза идет сюда? — всмотрелся в небо Мериамон. — Неси-ка из подвала трезубец, Баки. Мы проучим этого высокомерного неуча.
— Вы просто читаете мои мысли, достойнейший, — восхитился Безымянный. — Воистину, Серапис явит сегодня свою силу.
Они подошли вовремя. Пламя людского гнева уже почти что вспыхнуло. Ревущая от злости толпа расступалась перед нестарым еще человеком, который шел, с трудом держа перед собой тяжеленный бронзовый трезубец. На него смотрели недобро, проклиная в голос. Причем делали это даже те, кому в храме Сераписа помогли. Впрочем, здесь еще не все знали, кто такой жрец Мериамон. Слишком слаб еще его бог в столице.
Горожане удивлялись. По виду этот человек служитель бога, но одеяние его весьма скромно, а для чего понадобился трезубец, здесь и вовсе никто не понимал. Людям стало до того любопытно, что даже первые капли дождя не могли прогнать их от площади у храма. Безымянный, пробирающийся в толпе неподалеку, мстительно всадил иглу в поясницу еще одного провокатора, заводящего своими воплями доверчивый народ, и подобрался поближе к Мериамону. Тот уже подошел к жрецу бога Солнца, стоявшему с воздетыми к небу руками, и спокойно ждал, когда тот обратит на него внимание.
— Тебе чего тут понадобилось? — с тупым недоумением посмотрел настоятель храма Амона на своего злейшего врага. — Ты смерти ищешь, глупец? Беги отсюда, пока я добрый. Скройся из города, и тебя не станут искать. Я обещаю.
— Люди! — зычным голосом прокричал Мериамон, отвернувшись от него. — Я настоятель храма Сераписа. На меня возводится чудовищная ложь! И я пришел доказать свою невиновность! Сами боги докажут ее. Вы хотите этого?
— Хотим! — заорал Безымянный, а вместе с ним заорала и парочка храмовых слуг, которых он благоразумно привел с собой. — Пусть бог скажет нам правду! Тогда поверим!
— И впрямь! — заворчали люди. — Если сам бог скажет, как тут не поверить…
— Я утверждаю, что жрец, стоящий рядом со мной, лжец и богохульник! — крикнул Мериамон. — И я принес трезубец Морского бога, отца Сераписа. Пусть священный предмет нас сегодня рассудит. Если означенный жрец простоит с этим трезубцем на крыше храма, пока не закончится гроза, значит, его слова истинны. И тогда слуги Сераписа смиренно уйдут из славного города Пер-Рамзес. Но если этот человек не сможет простоять и покинет свое место по любой причине, то пусть он сложит с себя священное звание, которое опозорил, и удалится в изгнание. Согласны?
— Согласны! — заорал Безымянный. — Пусть боги скажут свою волю.
— Да! Давай! — орали в толпе расставленные им слуги. — Боги не обманут! Пусть дадут знамение!
— Так что, слуга Амона? — повернулся жрец Сераписа к недоумевающему коллеге. — Ты готов испытать волю богов? Или ты уже струсил?
— Нужно всего лишь простоять на крыше моего храма до конца грозы? — презрительно выпятил тот губу. — Конечно, я готов.
— Тогда я вручаю тебе трезубец Морского бога! — торжественно произнес Мериамон. — Поспеши! Гроза надвигается! Встань так, чтобы мы все тебя видели.
— Пусть все стоят здесь и ждут! — крикнул настоятель главного храма Пер-Рамзеса. — Я приказываю! Пусть все увидят позор этого негодяя! Я погоню его палками из столицы! Смотрите все! Смотрите!
Храм Амона — самое высокое здание в Пер-Рамзесе, куда выше царского дворца или храма Сета. Его белоснежный пилон, рядом с которым и проходят богослужения для толпы, вздымается в небо на полных сорок локтей. Крыши храмов — это еще и место, откуда наблюдают за звездами, а потому туда всегда ведет лестница. К ней-то и направился великий господин Хери-иб, «Тот, кто над святыней». В руках он несет тяжеленный трезубец. С ним он встанет на краю, видимый всеми, и встретит надвигающуюся грозу.
Пока толпа ждала, затаив дыхание и задрав головы вверх, Безымянный преспокойно отошел за угол, снял с себя плащ, длинный хитон и парик, полностью преобразившись. Реквизит у него что надо. Он теперь не мастеровой средней руки. Он хери-хеб, храмовый чтец. Его череп, выскобленный