— Да, госпожа, — спокойно ответил Тарис. — Мне так велено.
— Наследник Ил пусть людей поведет, — сказала она вдруг. — А ты рядом с ним будь.
— Исполню, госпожа, — уверенно кивнул Тарис. — Грудью прикрою царевича, если понадобится.
— Иди, — отпустила Креуса. — Я все, что мне государем велено было, исполнила. Теперь мое дело ждать.
* * *
Хрисагон втянул воздух всей грудью. С той встречи прошло три дня, а его люди по одному-по два просачивались в дома заговорщиков, живущих на улице Задранных носов, притворяясь кто слугой, кто рикшей. В этом районе всегда стражи полно, не собрать толпу. А оружие они и вовсе через ворота Большого базара провезли. Сказали, что для торговли. Вот смех-то! Там ведь и впрямь лавки с оружием есть.
Он ждал условленного знака, и ближе к полуночи его услышал. Истошные крики в двух кварталах от дома купца Ахирама и звон колокола на воротной башне. Это означало, что в городе начался пожар.
— Пора! — скомандовал Хрисагон пятерке своих самых верных людей, что прятались вместе с ним. — Выходим!
Купец сказал правду. На улице Процессий нет стражи, только любопытные слуги, которые тут же засовывали свой нос назад в дом, когда видели, как на улице собирается немалая толпа крепких мужей с оружием и короткими воинскими бородками. От этих людей веяло такой жутью, что напыщенная публика, живущая здесь, обмерла от страха. Притаились царские тамкары и эвпатриды из тех, кого в дело не взяли. Многим из них сегодня умереть придется. Конкуренция, мать ее так. Они тоже в этой жизни лишние. А добро их в общий котел пойдет. Награда будет тем, кто рискнул.
— Готовы? — Хрисагон окинул взглядом свое воинство, а когда услышал согласное урчание, достал короткий меч и показал в сторону дворца. — Тогда пошли! Только царь! Больше никого не трогать! Грабить потом будем, после дела. Все, что вокруг видите, будет ваше. Любых баб возьмете. За мной!
До ворот дворца всего ничего, пара стадий. Тут, у самой царской горы, живут из богатеев богатеи. Три дома рядом. Кулли, Рапану и Анхер. Они еще вернутся сюда, помнут сладкую как мед египтянку и трех жен Рапану. А жену Кулли… Тут Хрисагона передернуло. Он видел пару раз эту бабу и никак не мог вспомнить, кого же она ему напоминает. А вот сейчас вспомнил. Статую Немезиды, вот кого. Баба эта похожа на жуткую птицу с круглыми глазами и крючковатым носом, и она тощая, как дротик. Ее он мять точно не станет, парням отдаст. Это обязательно. Обнаглевший купец, забравший под себя большую часть потоков из Вавилонии, должен страдать перед смертью. Уважаемые люди, когда-то обиженные им, на этом настаивали особо.
Ворота крепости скрипнули, и левая створка откинулась, словно приглашая войти. Воины достали мечи и пошли в темноту двора, напоминавшего здесь широченный колодец. Высокие стены и громада царских хором, нависающая впереди, закрывали собой небо, а ледяного сияния месяца не хватало, чтобы осветить тут все. От небольшой площади, где все они скопились, веером расходятся две дороги, ведущие вглубь акрополя. Но им туда не нужно. Двери во дворец — вот они, прямо перед ними.
— Ох! — вскрикнул кто-то, и остальные вторили ему.
Бронзовая жаровня, которая почему-то стояла у стены, вспыхнула вдруг ярким пламенем, а за ней еще одна, и еще, и еще. Такой знакомый запах огненной смеси ударил в нос тяжелой удушливой вонью. Хрисагон со своими людьми стоял в кольце огня, а со стены на него пялились царские стражники, из которых, судя по довольным рожам и натянутым лукам, не спал ни один. И ворота за их спинами закрылись, что неудивительно. И не просто закрылись, их еще и подперли сзади. Это один из парней проверил. А еще улицы акрополя были намертво перекрыты телегами, из-за которых на них смотрели наконечники стрел и копий.
— Оружие на землю кладите, изменники! — услышал Хрисагон ломающий мальчишечий голос.
— Царевич? — совершенно растерялся Хрисагон, разглядывая нескладную фигуру в золоченом доспехе и в шлеме, к которому был приклепан такой знакомый обруч с трезубцем. — Да ты почему здесь? Мы же за тебя…
— Оружие на землю! Руки над головой! Чтобы я видел! — повторил наследник, направив на него какую-то чудную баллисту, без бронзовых цилиндров, больше похожую на приделанный к ложу короткий лук.
— Ловушка! — Хрисагон заревел, как раненый тур. — Обманули нас, братья! Режь их! Сопляка не трогать! Я сам ему кровь пущу! Он мо-о-й!
С немыслимой скоростью Хрисагон рванул в сторону проклятого мальчишки, который словно превратился в каменную статую. Как тогда, когда на троне рядом с отцом сидел.
Ничего, — подумал Хрисагон. — Не возьмешь стрелой! У меня доспех добрый.
— А-а-а! — летел он на царевича, раззявив рот в яростном крике, но вдруг совершенно отчетливо понял, что это конец. Не выпутаться ему. Короткая толстая стрела, выпущенная с непривычной, чудовищной силой, ударила его в грудь и опрокинула наземь, когда до тонкой шейки надменного щенка оставалось не больше десяти шагов.
Боль. Темнота. Хрисагон умер.
* * *
Я стоял на башне крепости, слушая все нарастающий шум. Обычно отсюда я смотрел на море, но сегодня смотрю вниз, где избивают изменников, пришедших по мою душу. Вот упал Хрисагон, поймав грудью арбалетный болт. Туда рванул еще десяток, но половина из них тут же повисла на копьях стражи. А Тарис, соблюдая все положенные для царственной особы церемонии (если что, это был сарказм), за шиворот выдернул моего сына из свалки и что-то ему сказал. Я не понял, что именно, слышал только мать… мать… мать. Ил покорно кивнул и натянул арбалет, прицеливаясь из-за спин стражи. Свистнула стрела, еще один упал.
— А ведь он легко убивает, — сказал я сам себе.
— Он воин, — услышал я такой знакомый голос за спиной.
— Первый бой, царица, — объяснил я. — Должен или в штаны надуть, или ужин на мостовую отправить. А он уже… вон, третьего застрелил. Это не храбрость, жена моя. Это опять-таки высокомерие. Наш сын до того презирает этих людей, что даже их не боится. А это очень опасно. Тарис не зря его из боя вытащил. В настоящей битве ему придет конец. Нельзя недооценивать врага.
— Тебе видней, господин мой, — не стала спорить она.
— Кстати, ты почему не в подвале?