Свет лампы потух, и гость вышел из спальни. Раздался шорох на крыше. Безымянный ушел тем же путем, каким и пришел. Рамсеснахт осознал вдруг, насколько он слаб и уязвим. У него ведь даже стражи нет. Ни к чему это здесь, в Стране Возлюбленной. Кто посмеет поднять руку на особу такого ранга! Жрец зажмурил глаза, чтобы не видеть больше жуткой засоленной башки рядом с собой, но он продолжал ощущать ее мерзкий холод. Безымянный, уходя, заботливо подсунул ее к самому лицу, нос к носу. Рамсеснахт сжал зубы в бессилии, он ведь даже не может утереть слез, что текут по его щекам. А еще под ним расплылась постыдная лужа, и с этим он тоже ничего сделать не может. Ему долго придется так лежать, до рассвета не один час.
* * *
Пару месяцев спустя. Пер-Рамзес. Египет.
До сих пор этот разговор вспоминаю. В тот день после некоторых размышлений я решил совершить маленькое чудо. Бог я или не бог, в конце концов. Дело было так.
— Государь!
Кассандра зашла в свой обычный понедельник, держа в руках кипу бумаг. Обычно она без них приходила, потому как памятью обладала исключительной. Но, видимо, сегодня у нее просто какой-то завал случился. Она явно хотела поработать, но было уже поздно. Я всерьез настроился на чудеса, почувствовав себя Дедом Морозом.
— Ты знаешь, Кассандра, — сказал я ей, пристально глядя в глаза. — Мне сегодня во сне Великая Мать явилась. Вот прямо как тебя ее видел. И она сказала, что ты прощена. Она когда-то, очень давно наложила на тебя проклятие, и двое твоих мужей погибли. Проклятия больше нет, твой третий муж подарит тебе дитя.
Знаете, есть такие женщины, которые говорят на каждом углу, что замуж они не хотят, и что детей они не хотят тоже. Что все мужики козлы, а от детей одна морока. Вот и Кассандра стала понемногу походить на таких, заведя для верности двух кошек. Только вот ни хрена она, оказывается, не такая. Я смотрю в огромные ореховые глаза, точно такие же, как и Креусы, и вижу, как они наливаются соленой влагой. Я вижу, как мелко задрожали губы, и слышу, как негромкий всхлип переходит в истошный плач. Бумаги разлетелись по всему кабинету, никому не нужные, а Кассандра уткнулась мне в плечо, содрогаясь от рыданий. Ее хватило минут на десять. Она вроде бы успокоилась, но потом из глаз снова начали литься слезы, а я терпеливо гладил ее по плечам и шептал на ухо какую-то успокаивающую чушь.
— Разводы разреши, государь, — отчеканила она, всхлипнув на прощение и утерев последнюю слезинку. Если бы не распухший нос и не красные глаза, сроду бы не подумал, что она рыдала почти час.
— Тебе зачем? — растерялся я.
— Замуж хочу, — резонно пояснила она. — На один день разреши, потом можешь снова запрещать.
— Да я тебя не тороплю, — удивленно посмотрел я на нее. — Присмотрись, выбери…
— Одного дня хватит, — уверила она меня и пулей выскочила из моего кабинета, так и оставив на ковре разбросанные бумаги с грифом «Совершенно секретно».
К моему удивлению, ей и впрямь одного дня хватило с лихвой. Уже к обеду объявил о расторжении брака один трибун из второго легиона, и она тут же выскочила за него замуж. Никогда не думал, что в результате развода могут быть счастливы все, но Кассандра выплатила его жене такие отступные, что та просто рыдала от счастья, понимая, что обеспечена до конца жизни. Этот мужик Кассандре, оказывается, давно нравился, да и она ему. Между ними такой электрический ток пробегал, что об этом судачил весь Энгоми, по своему обыкновению делая ставки, когда великая жрица все же сдастся. Причем не если, а именно когда. Вариант «если» никем всерьез не рассматривался. Об этом даже Клеопатра с Береникой знали, но ничего не сказали родному отцу. Такие вот дела… Никогда мне женщин не понять. Загадка они для меня.
Впрочем, это с женщинами у меня не очень, но зато чувство юмора о-го-го! Всем на зависть. Видели бы вы лица простонародья и портовых писцов в Пер-Рамзесе, когда моя гексера причалила прямо у царского дворца. Позади меня плыл корабль пограничной стражи Египта, под завязку набитый лучниками. И им явно не по себе, потому как кормовая баллиста все это время была недвусмысленно направлена в их сторону. Рамзес знал, что я приеду, и согласился на этот небольшой перфоманс, видимо, тоже обладая некоторой толикой юмора. Лаодика потом рассказала, как он давился смехом, видя ужас на лицах своих сановников, которые докладывали ему о моем прибытии. Здесь такого не могло быть, потому что не могло быть никогда. Цари не ходят друг к другу в гости, просто заглянув на огонек. Почему? Да потому что гладиолус. Точка. В размеренной, наполненной бессмысленными ритуалами жизни этого мужика такой визит, определенно, событие века. Он тот еще бунтарь, оказывается.
— Ты отказался от церемонии встречи, — спросил Рамзес, когда мы расположились в беседке,