— Мне нет нужды подчеркивать свое величие, — усмехнулся я. — Я приехал к тебе в гости как обычный человек. Как будущий родственник, если хочешь. Мой сын сейчас знакомится с невестой. По-моему, они нашли общий язык.
— Хенут-Тауи еще очень мала, — сказал Рамзес. — Ей всего десять. Но ты можешь забрать ее с собой. Ей нужно будет привыкнуть к вашим обычаям и научиться языку. Это займет время.
— Заберу, — кивнул я. — Обещаю, она будет окружена почетом в Энгоми. Я и сам хотел попросить тебя об этом, как о знаке нашей дружбы.
— У меня остался вопрос, — лицо Рамзеса на мгновение окаменело. — Как ты это сделал? Я говорю сейчас про молнию и при второго жреца Амона. Я ведь чую, что без тебя там не обошлось.
— Молния — это промысел богов, — с серьезным видом сказал я ему. — Я не могу вызвать молнию. Она либо есть, либо нет. Но я иногда могу догадаться, куда именно молния ударит. Понимаешь?
— Ах, вот оно как, — задумался Рамзес. — Полезное знание. Лучше даже, чем изображение земель, которое ты мне подарил. Ну а жрец?
— Он организовал заговор, — пояснил я. — Мне пришлось казнить два десятка человек и еще сотню отправить в рудники. Я не мог не наказать его. Но я помню нашу договоренность. Я не своевольничаю в твоих землях. Его всего лишь напугали, но как с ним поступить, решать тебе. Мои люди передадут твоим записи допросов. Ты увидишь, что он виновен.
— Хорошо, — небрежно кивнул Рамзес. — Если это так, то я полагаю, полученного наказания будет достаточно. Для такого человека, как он, ссылка и унижение хуже любой казни. Поверь, я очень хорошо его изучил. Да и казнь такого знатного жреца — не самый благоразумный поступок. От этого мне будет куда больше вреда, чем пользы.
— Решать тебе, — развел я руками. — Но я бы казнил. Это очень умный и опасный враг. И он непременно вернется, если будет такая возможность. Но это всего лишь мое мнение, — спешно поправился я, видя поджатые губы фараона. — Безусловно, ты волен сам казнить и миловать своих слуг.
— Безусловно, — брюзгливо согласился он. — Кстати, зачем ты уничтожил страну Ашшура? Чем они тебе помешали?
— Они посмели ограбить мой караван, — ответил я. — А еще лет через двести ассирийцы стали бы самой страшной силой в этом мире. Весь Восток оказался бы под ними, залитый кровью.
— И Страна Возлюбленная? — глаза Рамзеса расширились.
— Ненадолго, — ответил я. — Им пришлось бы уйти. Слишком много земли они тогда захватили, и слишком многие их ненавидели. Они откусили кусок, который не смогли проглотить.
— Вот даже как… — рассеянно произнес Рамзес. — Значит, тебе все-таки ведомо будущее…
— Будущее уже изменилось, — ответил я. — Когда мы узнаём о нём, нарушается предопределенный ход событий. Человек не песчинка перед вечностью. Он сам творец истории, потому что у него есть свобода воли.
— Так учат слуги Сераписа, — поморщился фараон. — Жрецы моей страны в ярости. Эти идеи рушат все, на чем стоит эта земля. В головах простонародья появляются неподобающие мысли, а это недопустимо. Удел низших — плодиться, трудиться и почитать власть. Они не должны думать о чем-либо еще.
— Лучшие мои воины еще недавно пахали землю и пасли баранов, — сказал я. — На место чати — у нас он называется диойкет — я назначил мужа, выросшего в нищем селении. Он был пастухом, но скоро станет моим зятем. Командующий войском Талассии — сын рыбака из Дардана. И он женат на сестре моей жены. Просто потому, что он полезный человек. Один из богатейших купцов Энгоми — бывший раб из Сиппара, а множество писцов в моем дворце выросли в крестьянских семьях. Все они были бы чернью, если бы не их воля и желание возвыситься.
— Как ты узнаешь, кого нужно возвысить? — впился вдруг в меня взглядом фараон. — Ты не можешь знать всех писцов, и неизбежно на самых доходных местах вскоре окажутся чьи-то зятья и сыновья.
— Экзамены, — пояснил я, но на лице его я вижу только непонимание. Этого слова он не знает. — Чиновник, который хочет получить следующий чин, выполняет разные задания. Например, рассказывает законы и правила, по которым мы живем. Или как нужно управлять царскими землями. Его начальник дает ему рекомендацию, где честно пишет о его сильных и слабых сторонах. Без этой рекомендации его к экзамену не допустят.
— Ага! — азартно уставил на меня палец Рамзес. — Вот тут-то все и произойдет. Толковый человек рекомендацию не получит вовсе, зато чей-то сын окажется так хорош, что и не выговорить.
— Да, это возможно, — признал я. — Поэтому приходится следить за людьми. У нас не наследуют должности, это запрещено отдельным законом. А сыновья и зятья не могут служить там, где служит их родня. За ложную рекомендацию можно потерять пост. Хотя ты прав, даже так они умудряются двигать своих.
— Это все равно лучше, чем ничего, — задумчиво произнес Рамзес, добела сцепив узловатые пальцы. — У нас семьи жрецов столетиями сохраняют за собой должности. И даже я ничего не могу с этим поделать.
— Один фараон у вас как-то попробовал, — тонко намекнул я. — Его звали Эхнатон, и у него получилось.
— Ты говоришь про отступника? — Рамзес даже вздрогнул. — Мы не называем его по имени, да его уже никто и не знает. Даже мне было непросто найти хоть что-то, кроме туманных слухов. Они еще живы в старых жреческих семьях. Я все знаю о нем и не хочу себе такой судьбы. Он давно умер. Память о нем проклята, а его сердце сожрал зверь Амит. Никому не избежать суда Осириса, и там придется ответить за свои грехи.
— Только если Осирис — твой бог, — усмехнулся я. — Я вот на этот суд не попаду. И мой сын тоже. Мы не приносим жертв Осирису, поэтому у него нет власти над нами.
— Ты к чему ведешь этот разговор? — Рамзес даже побледнел. — Я не отрекусь от веры своих предков! Я знаю, что есть вечность после смерти. Я проживу добродетельную жизнь,