Кегван не моргнул.
— Это лишь место для уединения. Иногда ребенку нужно остаться одному. Чтобы услышать себя. Чтобы сломать лишнее, прежде чем оно сломает его.
— Вы так говорите, будто речь о ветке, а не о живых людях.
— Джувон, — с легким вздохом произнес Кегван, — мир состоит не из веток. Мир намного более разнообразен. И мы лепим из него, что можем. Хоть что-то. Хоть кого-то. В идеале — сильного. Не думай, что я не ценю твое сочувствие, но… его недостаточно, чтобы построить безопасное завтра.
Джувон понял, что надо уходить. Делиться фактами учитель не собирался, а вот водить за нос — вполне.
Кегван поднял руку, будто случайно поправить манжет, и Джувон снова обратил внимание на кольцо.
Не просто кольцо, а массивное, из черненого металла, с символом, который Джувон не сразу узнал, но… что-то в нем цепляло. Что-то старое не по стилю, а по ощущению. Он не мог вспомнить, видел ли этот перстень на предыдущей встрече. Или тогда Кегван был без него?
Джувон хмуро всмотрелся: знак внутри круга, будто замкнутый корень дерева или петля, за которой пряталась спираль. Он точно видел это в справочниках. Один из старокорейских символов защиты? Символ замыкания и удержания. Оберег, в теории способный… не только защищать, но и удерживать связанное существо внутри носителя.
— Странное кольцо, — заметил он вслух.
Кегван чуть скосил глаза на свою руку и пожал плечами, как будто это не стоит обсуждения за чаем.
— Подарок, — коротко сказал он. — Напоминание о долге.
Джувон едва заметно кивнул, но где-то в животе разлился холод: «А вдруг это не просто украшение?».
Вдруг оно связано с тем, что поселилось в комнате изоляции?
Он не высказал подозрения вслух. Еще не время. Потому что знал: Кегван при всей своей гладкости и мнимой открытости, больше не тот человек, которому можно довериться. Даже не союзник, с которым стоит торговаться. Слишком опасно.
Он — колодец. Глубокий, черный, без дна. И где-то в темноте колодца шевелится что-то, чему разрешили голодать.
— Благодарю за встречу, учитель Нам, — сказал Джувон, встав и поклонившись. — Мне многое стало понятнее.
— И ты многое увидел, — отозвался Кегван с чуть приметной тенью усмешки. — Не забывай: иногда зеркало отражает не правду, а лишь то, что ты готов в нем увидеть.
« Надо будет рассказать о кольце Геджину, — подумал он. — И узнать, можно ли через кольцо вытащить наружу то, что внутри».
Если в этом всем был хоть шанс разобраться, то он в деталях. В таких вот «подарках» от прошлого, которые носят на пальце, будто сувенир. А на деле — ключ от клетки, где сидит зверь.
— Подумай, Джувон-а, — сказал Кегван уже в спину, когда он почти вышел. Голос был мягкий, но за этим бархатом чувствовалась цепкость, как у плюща, обвивающегося вокруг стены. — Если ты правда хочешь что-то изменить… ты не найдешь лучшего места. Старый детдом нуждается в надзоре. И в добром медиуме. А ты ведь добрый, да?
Джувон застыл, не в силах шевельнуться.
— У тебя есть талант. Ты сильнее, чем был. Ты доказал это: и с Ынхо, и с мокхвагви, и даже с тем аптекарем, которому сделал расклад, сумев спасти его от беды. Помнишь же тот расклад? Разве не этого ты хотел? Сделать больше, чем просто смотреть? Не бегать за призраками, а возглавить их? Управлять и… направлять.
Он говорил спокойно. Не давил, а просто… предлагал. Как будто протягивал чашку чая. Или карту к дверям, за которыми скрывалась сила. Контроль и власть.
— Я тебе не враг, мальчик мой, — сказал Кегван. — Я просто человек, который слишком хорошо знает, как мало у нас времени. Ты можешь тратить его на боль. Или использовать ее, чтобы… спасти других.
И тогда Джувон вдруг почувствовал гнев. А еще… отвращение. От шелковистого тона. От спокойствия в глазах. От холодной хищной доброжелательности. Все внутри сжалось. Сердце заколотилось, прыгнуло к горлу.
«Вот так они это и делают. Спокойно. С улыбкой. Надевают на тебя мантию героя и вяжут руки», — подумал он.
— Я придумаю, как помочь детям, — глухо произнес он. — Но не стану играть по вашим правилам.
Кегван кивнул, как будто это было ожидаемо. Как будто ему было даже приятно.
— Ты упрямый, — сказал он. — Это хорошо. Все настоящие медиумы такие.
Джувон не ответил. Просто вышел. Закрыл за собой дверь. А потом долго стоял на улице, сжав зубы, чтобы не закричать. Он чувствовал, как его мутит. И физически, и душевно. Ему хотелось вымыться. Вымыть руки, уши, все внутри, как будто он протянул руку и коснулся чего-то, что липнет изнутри. Ловушка, замаскированная под подарок. Яд в оболочке наставления.
Встреча с учителем ощущалась как душный сон, а теперь получилось из него сбежать.
Душно было и от собственной злости, и от унижения, и от тошнотворной, навязчивой приторности, которой оказался пропитан весь этот разговор.
Ты особенный, мальчик мой.
Ты можешь направлять.
Все это звучало как предложение стать… дрессировщиком. Теней,призраков, чудовищ — неважно.
Он шел по улице, не глядя по сторонам. Просто шел на автомате. Как когда-то, в детстве, когда заблудился в метро и просто ехал в вагоне туда-сюда, пока кто-то не заметил его бледное лицо.
Ты ведь добрый. А добрым надо давать власть, чтобы они смогли помогать…
Он почти вывернулся из цепкой хватки, словно от затылка до живота что-то скользнуло, что-то холодное и липкое. «Помогать» в понимании Кегвана — это, видимо, наблюдать за детьми, которых медленно опустошает существо, и пожимать плечами, потому что «они ведь не кричат, значит, все в порядке».
Джувон остановился на перекрестке. В груди полыхала боль. Страшная и сухая. Даже не рана, а ожог. Он вгляделся в свое отражение в витрине аптеки. Выглядит вроде нормально. Немного бледнее, чем обычно. Глаза чуть красные. Но в остальном — порядок. Только внутри будто кто-то разлил кислоту.
— Господи, — выдохнул он и провел ладонями по лицу. — Что за мерзость?
Позади послышался сигнал машины. Такой, как если бы кто-то пытался подозвать. Джувон обернулся. Прямо у обочины стоял знакомый черный «седан».
— Залезай, — крикнул Енчжу из окна. — Ты выглядишь так, будто готов свернуть шею первому, кто к тебе подойдет.
Джувон промолчал, но сел. Он не удивлялся, как Енчжу нашел его.