— Окей...
— Я не хочу переступать черту, но Лили после этого начала плакать. — Она впервые встретила мой взгляд.
— Плакала?
Она кивает.
— Да. У неё много вопросов касательно её мамы.
Я выдыхаю и потираю затылок, пока мы идём. Кроме того первого дня в лагере, Лили больше ни о чем не спрашивала о своей маме. И, чёрт возьми, как мне поднять тему о её матери, пока та в тюрьме.
— Её матери нет в ее жизни, — комментирую я, надеясь, что разговор будет кратким.
— Я многое узнала из разговора с ней, но Лили настаивает на раскрытии дополнительной информации.
Я не могу не задаться вопросом, кому это нужно — Лили или Катерине?
— Она ещё недостаточно взрослая, чтобы это понять. Спасибо за беспокойство, но я разберусь с этим.
Она фыркает и останавливается посреди дороги, прежде чем мы догоняем других родителей.
— Игнорируя проблему? — Её тон осуждающий, и она кажется почти рассерженной. Мне интересно, почему она вообще думает, что это её дело.
— Прошу прощения? — Мой собственный тон твёрд, и я пытаюсь дать понять, что ей следует отступить, но я вижу блеск в её глазах. Она будет добиваться ответа на вопрос.
— Нельзя просто вести себя так, будто ничего не происходит, когда маленькая девочка хочет знать, есть у неё мать или нет.
Она кладёт руки на бёдра и пристально смотрит на меня.
Я делаю шаг назад, немного ошеломлённый и очень разозлённый её реакцией. Что она думает, будто знает что-то обо мне и моей дочери.
— Может быть, вам стоит придерживаться палочек от мороженого и блёсток, мисс Сантора?
Её грудь вздымается от глубокого вдоха, а глаза расширяются.
— Я думаю, вам следует быть честным со своей дочерью, мистер Кент.
Мой кулак сжимается в кармане.
— При всём уважении, вам сколько? Двадцать четыре? Что вы знаете о воспитании ребенка, а точнее о воспитании моей дочери?
Её взгляд метнулся к группе отцов, проходящих мимо нас, прежде чем она вновь обратила свои пылающие голубые глаза на меня. Как будто она представляет собой штормовой фронт, и энергия в нашем маленьком пространстве пять на пять меняется. Летнее небо и влажность прошли, и я готовлюсь к ледяной буре.
— Я достаточно взрослая, чтобы понять, что вы обманываете себя. Если вы продолжите ей лгать, то, когда она подрастёт, всё будет только сложнее.
Я скрещиваю руки на груди.
— Вы знаете это из личного опыта? — Я снисходительно наклоняю голову, как будто сам разговариваю с ребенком.
Её родители женаты. Она выросла в роскоши денег, загородных клубов, возможностей и родителей, которые любили друг друга.
Я подхожу ближе, и она отступает назад, ударяясь спиной о дерево у края тропинки.
Когда я смотрю в обе стороны, я вижу, что никто не идёт, поэтому я продвигаюсь вперёд, пока не смог прошептать ей на ухо.
— Давайте придерживаться того, что мы знаем хорошо, мисс Сантора? Когда дело касается моей дочери, вы занимаетесь с ней искусством, отдыхом, плаваньем, а я буду беспокоиться о важных вещах.
Запах кокоса снова доносится до меня, и когда её тело так близко, даже несмотря на то, что я злюсь, мой член твердеет. Отступив назад, я вижу, что её лицо покраснело.
— Нам придётся сотрудничать, мистер Кент.
— Полагаю, что так и будет.
Пара детей бежит по тропинке из хижины, а их родители следуют за ними, с любопытством глядя на нас.
— Спасибо, что подняли этот вопрос, мисс Сантора. Я обязательно с ним разберусь, — доброжелательно говорю я, улыбаясь одной из проходящих мимо матерей.
Катерина быстро берёт себя в руки и кивает.
— Спасибо, мистер Кент.
Я продолжаю идти по пути за дочерью, понимая, что Кэт такая же упрямая и темпераментная, как и много лет назад. Единственная разница в том, что теперь эти качества вызывают у меня желание притянуть её ближе, а не оттолкнуть.
Глава 6
Катерина
Он настоящий мудак.
Придурок с большой грёбанной буквы «П».
Долбанный придурок.
С большими заглавными буквами «ДП».
«Может быть, вам стоит придерживаться палочек от мороженого и блёсток, мисс Сантора». Он и не знает, что у меня есть пять предложений от нью-йоркских галерей, которые интересуются моими работами. Пять. Мистер «Я-Разберусь-Сам» считает, что я хуже него, но чему я удивляюсь? Это в его духе.
— Кэт? — голос отрывает меня от грубых оскорблений в сторону напыщенного Маркуса Кента, в моих мыслях.
Я поднимаю глаза от сегодняшних дел и обнаруживаю своих соседок по комнате, Аву и Чарли, ожидающих у двери хижины. Мы ездим вместе на машине, и мой взгляд скользит по настенным часам.
— Ой, простите, девочки. — Я поспешила закончить все оставшиеся дела, чтобы мы смогли отправиться домой.
— Мы поможем. — Чарли тут же приступает к работе, помогая мне раскладывать мелки по корзинкам, а Ава закрывает бутылочки с клеем и ставит их возле раковины.
— Спасибо. Нас задержало купание. — Я выбрасываю Маркуса Кента из головы, но Чарли, как обычно, почти ничего не упускает.
— Так кто тот придурок? — спрашивает она, беря в руки корзинки с мелками и вставая с Авой у стола.
— Что? — Я говорила двум другим помощникам, чтобы они не давали пользоваться ножницами, и вот я собираю маленькие листочки бумаги, которые какой-то пятилетний ребенок находил развлечением, разрезая их в течении десяти минут.
— Ты бормотала о каком-то придурке, — говорит Ава и плюхается на стол.
— Ух, просто тут есть один папа, который думает, что знает всё на свете, а я маленькая девочка, которой он может помыкать.
Они обе застыли, Чарли остановилась на полпути и посмотрела на меня.
Я могла быть честной со своими соседками. Рассказать им о том, что произошло шесть лет назад, но я знаю их всего неделю, и мне неловко рассказывать им о самой унизительной вещи, которая когда-либо случалась со мной. Момент, который я даже никогда не описывала в своём дневнике на случай, если моя старшая сестра Талия когда-нибудь решит проявить любопытство. Плюс ко всему, всё было так, будто ничего и не было. Но на мой взгляд, это вовсе не так.
— Почему вы, девчонки, так смотрите на меня? — спрашиваю их.
Чарли смотрит на Аву, и в уголках её губ медленно появляется улыбка.
— Ты просто выглядишь взволнованно.
Они вдвоем снова начали убрать вещи.
— Ты тоже разозлишься, если какой-нибудь папаша скажет тебе придерживаться своих палочек от мороженого и блёсток.
Ава рассмеялась, но Чарли толкает её локтем под рёбра.
— Он сказал, что? — спрашивает Ава. — Кто