Фрэнк действительно показал отцу, как заделывать швы и штукатурить листы гипсокартона, и в итоге вся наша семья занималась покраской дома – и снаружи, и внутри. Мы также купили отделочную плитку и уложили ее на пол.
К тому времени, когда мы закончили всю эту работу, лето уже практически прошло.
– Не очень-то похоже на каникулы, – ворчал я.
– Считай это рабочим отпуском, – сказала моя мама. – Зато приобрел полезные навыки!
– Это закаляет характер, – пошутил отец, но потом обхватил мое плечо рукой и сжал его. – Мы наверстаем следующим летом.
До возвращения в Калифорнию оставалось три дня, и мы с Билли провели их, исследуя окрестности. Мы поднялись на холм за нашим маленьким районом и обнаружили на вершине что-то похожее на индейские руины. Там было несколько квадратных фундаментов из камней и глиняных плит, хотя наконечников стрел, на которые надеялись, мы не нашли, подобрали несколько черепков черной и коричневой глины и сунули их в карманы. Мы также пошли в город – с разрешения отца, но вопреки желанию мамы – и на деньги, заработанные за последние недели, купили себе вишневые конфеты в «Дайри Куин». Билли к тому же купил в туристическом магазине карту городов-призраков Аризоны. Я считал это пустой тратой денег, но он прикрепил ее к наклонному потолку над своей кроватью, чтобы смотреть на нее перед сном.
Чего мы не видели ни в городе, ни на нашей улице, так это других детей. Они должны были быть, но, с нашей точки зрения, Рэндалл больше напоминал поселок для пенсионеров. Повсюду были одни старики, а двое мальчишек, которых мы видели возле магазина «Дайри Куин», были крепкого телосложения и старше нас, в шляпах и кожаных ковбойских сапогах, и мы долго обходили их стороной, чтобы не попадаться им на глаза.
По дороге домой кто-то посигналил нам, и мы, испугавшись, обернулись и увидели пикап Фрэнка. Он предложил нас подвезти, и мы с Билли лишь переглянулись. Опасность автостопа вдалбливали нам в головы с тех пор, как мы научились переходить улицу, и нас всегда предупреждали: никогда не садиться в машину к незнакомцам. Фрэнк, конечно, был не совсем чужим, но никто из нас никогда не ездил с кем-либо, кроме наших родителей или родителей наших друзей. Это делало решение по-настоящему сложным. Будут ли у нас неприятности, если мы поедем с Фрэнком? Не рассердятся ли на нас родители за то, что мы не спросили их разрешения?
Мы решили продолжить идти пешком, а Фрэнк только рассмеялся, сказал: «Как хотите» – и уехал.
Я взглянул на Билли и понял: он рад, что мы не позволили Фрэнку подвезти нас. Не знаю почему, но я тоже был рад. Мы оба уже устали идти пешком, но почему-то даже это казалось предпочтительнее, чем застрять в кабине пикапа с нашим соседом из дома напротив. Мы с Билли не стали это обсуждать и остаток пути домой прошли в молчании. Когда мы дошли, пикап Фрэнка был припаркован на его подъездной дорожке, а сам Фрэнк стоял на гравийке перед нашим домом и разговаривал с отцом, который позвал нас к себе.
– Я просто хочу, чтобы вы знали, – сказал он, обняв каждого из нас за плечи, – если Фрэнк предложит вас подвезти, ничего страшного. Мы его знаем, он не чужой.
Папа, как обычно, сразу понял, почему мы сделали то, что сделали, и мы кивнули в знак согласия. Но когда наши взгляды с Билли пересеклись, стало ясно: никто из нас не жалел, что отказался от поездки.
Фамилия Фрэнка была Уоткинс, но почему-то он не разрешал ни мне, ни Билли называть его «мистер Уоткинс». Он хотел, чтобы мы обращались к нему просто «Фрэнк», как это делают взрослые. После небольшого спора в первый раз, когда это обсуждалось, мой папа согласился. Это был первый случай, когда мы называли взрослого по имени, и это казалось странным.
Но потом… Фрэнк стал по-настоящему странным.
В ту ночь мы лежали в своих кроватях на чердаке и смотрели на скошенный потолок. Мои родители пригласили Фрэнка и его жену на ужин, и те задержались так надолго, что нам с Билли пришлось лечь спать до их ухода. Мы слышали, как внизу Фрэнк подробно рассказывал нашим родителям, что городской совет попросил его помочь спроектировать и построить пристройку к ратуше. В конце концов они попрощались, открыли входную дверь, и по деревянному настилу раздались шаги, а затем послышались голоса, когда родители вышли на улицу вместе с Фрэнком и его женой.
– Наконец-то он ушел, – прошептал Билли. До этого момента я не был полностью уверен, что он все еще не спит.
– Фрэнк? – прошептал я в ответ.
– Да.
На мгновение мы замолчали.
– Он мне не нравится, – сказал Билли. – Он… пялится.
Я прекрасно понимал, что Билли имел в виду, но был немного удивлен, что мой брат заметил это. Правда заключалась в том, что у Фрэнка была неприятная особенность смотреть на вас слишком долго как до, так и после того, как он уже ответил на заданный вами вопрос. Это была тревожная привычка, и по какой-то причине она заставляла меня думать об инопланетянине, пытающемся быть человеком. В его взгляде сквозила какая-то непонятность, словно он пытался уловить что-то, что подскажет, как правильно себя вести, как будто не знал, как ответить по-человечески. Это была нелепая идея, которая, как я понимал, не имела смысла, но ощущение все равно возникло. Мне пришла в голову тревожная мысль: если он точно не инопланетянин, то, возможно, просто сумасшедший.
Эта догадка меня напугала, потому что я начал верить, что это может быть правдой.
Каким бы странным ни был Фрэнк, но в кошмарах меня преследовала его