Я перевел взгляд с Эвана на Тери. Можем ли мы атаковать его? Нас было трое, и мы были крупнее. У двоих из нас были молотки, у одной – топор. Но он появился из стены, сжимая в руках какой-то церемониальный нож. Сколько ему лет – неизвестно, и какие у него способности – тоже. Без сомнения, он мог легко нас убить, а наши бродящие души были бы поглощены этим домом, и никто никогда не узнал бы о нашей судьбе.
Бежать было некуда, спасения не было, но, когда Малыш подошел к краю ямы, презрительно посмотрел на нас и затем уставился в черноту, я понял, что он не собирается нас убивать. Ему было абсолютно наплевать на нас. Он был здесь, чтобы убить Фрэнка. Он ненавидел Фрэнка. Это осознание потрясло меня. Я думал, что все в этой структуре связано друг с другом, что она работает как единое целое, преследующее одну цель. Но я вспомнил, как в доме престарелых Данг Нгуен рассказывал, что отверженный священник, наставник Фрэнка, был убит своим учеником. Так что, если это действительно был он, у него была веская причина ненавидеть Фрэнка. Более того, если он оказался здесь, это значило, что его забрали из своей страны и поселили в этом техасском чудовище. Вот что значит быть блуждающим мертвецом.
Малыш начал скандировать. Слова были на вьетнамском, и, хотя я не знал этого языка, я понял, что в них что-то не так. Это не был тот мелодичный диалект, на котором говорили Данг и Мэй, – его речь звучала более грубо, темно, с акцентами и интонациями, которые создавали диссонанс. На его песнопения ответил голос из ямы – гладкий, почти жидкий голос, звучавший так, как я никогда не слышал раньше, как никто не слышал прежде. Это были новые слова, слова, которые могли произноситься только в аду, и их звучание потрясло меня до глубины души. Оно противоречило всему, что я знал или думал, будто знаю, вызывая образы, которые я не мог себе представить. Я пошатнулся и привалился к камню, ощущая, как мой мозг вот-вот взорвется. По мучительному выражению лица Тери я понял, что слова подействовали на нее так же, и она опустила топор, обеими руками обхватив голову. По другую сторону от меня хныкал Эван, и когда я повернулся к нему, то увидел, что он упал на колени.
Из центра ямы поднялась Темная Жена. Или то, что было Темной Женой. На ней больше не было одежды, она была обнажена, и, хотя Фрэнк прежде одел ее, как мою мать, бесформенное тело не имело никаких женских черт. Это была не мать и не жена, а нечто эмбриональное. Зародыш бога.
В ее облике было что-то личиночное, и я понял, что она еще не завершена, не до конца сформировалась. Что произойдет, когда она станет целым существом, я даже не хотел думать. Я знал лишь одно: Фрэнк должен умереть, чтобы остановить эту эволюцию.
Будущий бог все еще говорила на этом отвратительном языке, ее ненавистные слова яростно сверлили мой мозг. Малыш продолжал свои песнопения. Это не был диалог – они говорили друг на друга, вокруг друг друга, мимо друг друга. Он вызывал ее из ямы, и она возникала из темноты, как будто стояла на возвышении. Но платформы не было, а через несколько секунд слизкие белые обрубки ее неоформившихся ног проплыли над краем ямы и опустились на земляной пол.
Какофония становилась невыносимой, и я был вынужден опустить молоток, чтобы заткнуть уши. Это помогло лишь немного. Даже приглушенный, этот адский дуэт звучал в моем черепе монотонно и назойливо. Малыш шагнул вперед, протянув церемониальный нож. Без предисловий, без шума и суеты он вонзил его в существо – острие вошло в слизистую белую плоть чуть выше бедра. Он двигал ножом влево, вправо, вверх, вниз, вырезая символ на теле существа, пока ее жидкий голос превращался в серию отвратительных хрюкающих звуков. Плоть зарождающегося бога была как масло, лезвие прореза́ло ее без сопротивления, и азиатский мистик отступил, наблюдая, как из вырезанного символа желатиновыми сегментами отделяются куски, соскальзывая на землю и превращаясь в четыре уменьшенные копии первоначальной фигуры. Теперь уже из четырех ртов раздавалось отвратительное ворчание, напоминающее звук разбитого стекла, только с более высоким тоном, но с идеальной синхронностью.
Внезапно Фрэнк оказался рядом с расчленными формами бога. Был ли он там с самого начала, появился ли он через какую-то скрытую дверь в комнате или просто возник из воздуха – я не знал. Да это и не имело значения. Он был здесь. Хотя выглядел пугающе старым – таким, каким и должен был быть в своем возрасте, – Фрэнк явно не утратил силы. Его шаги были целеустремленными, а изборожденное морщинами лицо искажалось нескрываемым гневом. Игнорируя разрывающую боль в голове, я потянулся за молотком, решив, что это может стать нашей последней защитой. Малыш определенно хотел убить Фрэнка. Если бы у него это получилось раньше, мы бы уже не увидели Фрэнка, но теперь, кажется, он верил в силу своего оружия. Его лицо перекосилось от ярости и ненависти, но нож в его руках оставался неподвижным, как будто был продолжением его воли. Прекратив скандировать, Малыш выкрикнул что-то на вьетнамском, обращаясь к Фрэнку, и тот, к моему удивлению, спокойно ответил на том же языке. Фрэнк уже убил своего наставника однажды, так что Малыш был мертв. Но я все еще надеялся на эпическую схватку, однако ее так и не случилось.
С криком ярости азиат метнул нож, но Фрэнк уверенно уклонился, даже не приложив к этому видимых усилий. Рыча от ярости, он схватил Малыша за спину и, словно это не стоило ему никакого труда, швырнул в яму. И все закончилось.
Между двумя могущественными некромантами – или кем бы они ни были – не случилось долгого сражения. Лишь короткая односторонняя атака: стремительный выпад, натиск, Малыш исчез