– Одного не пойму, Ефим Антонович: что же они хватились искать завещание только теперь, через полсотни лет?
– На это может быть один ответ: только недавно в егудинских материалах там, за рубежом, обнаружили сведения о существовании такого завещания и его содержании. Данные, надо полагать, не утратили значения до сих пор. Игра стоит свеч, средствами решили не стесняться. Дело, как видите, далеко перерастает рамки простой уголовщины и принимает политический характер. Тут уже не наше поле деятельности, и надобно информировать органы безопасности. Я сегодня доложу генералу. Но вы ни в коем случае не демобилизуйтесь, продолжайте свое, время попусту терять нельзя.
7. ПЕРВОЕ СВИДАНИЕ
В музее никто ничего не знал о завещании: такой документ в инвентарных книгах не значился. Однако, к помощи историков прибегать не пришлось. Чернобровину позвонили из клиники и сообщили, что Ковальчук окончательно пришла в себя и к ней можно допустить следователя, но только на очень короткое время. Захватив снимок последнего листа рукописи, старший лейтенант помчался в больницу.
– Максимум пятнадцать минут! – сказал врач. – и при условии: не волновать больную, не заставлять ее напрягать память.
Зинаида Васильевла Ковальчук лежала в отдельной светлой палате. Девушка была очень привлекательна даже в рамке бинтов. На нежные щеки уже возвращался румянец, особенно выделялись глаза: большие, серые, с длинными ресницами.
Ковальчук, заметив над воротником халата синий воротник кителя с красной выпушкой, спросила у Чернобровина тихо:
– Вы из органов?
Голос был грудной, мягкий.
– Да – сказал старший лейтенант, садясь к изголовью.
– Вас, вероятно, прежде всего интересует, кто был ночным посетителем музея?
– Мы уже знаем это.
– Он задержан?
– Пока нет. А что вы могли бы сказать о нем?
– Что я могла бы сказать о Сухорослове?… – Ковальчук на миг задумалась. – Мне, видите ли, мало приходилось сталкиваться с ним по работе.
– Что он представлял собой как человек? Вам не приходилось встречаться после его увольнения из музея?
– Один раз. В выходной день я проходила через рынок и случайно его увидела. Он продавал стенные коврики собственного изделия, знаете, такие – с волоокими красавицами, розовыми лошадьми и лебедями…
– Да-а-а… Извините, Зинаида Васильевна, – задумчиво протянул Чернобровин, – оставим Су-хорослова, сейчас важно другое. Прошу не обижаться, но нам пришлось побывать в вашей комнате и познакомиться с рукописью диссертации. Этого требовал ход следствия. Вы в ту ночь сидели над своей работой, потом спустились в зал, оставив недописанную страницу. Так? Меня интересует текст этой страницы. Из рукописи она исчезла. Вы хорошо помните, что писали?
– Примерно.
– Не напрягайте память! У меня есть неполный текст, я буду читать его вам, а вы подсказывайте недостающие слова. Речь идет о завещании Завалишин а. Вы цитируете высказывание декабриста Муханова: «Признаюсь, я впервые встретил выражение последней воли, изложенное в столь…»
– «Необычной форме»…
Полностью восстановленный текст выглядел так:
«Признаюсь, я впервые встретил выражение последней воли, изложенное в столь необычной форме. Если те, кому адресовано это завещание, сумеют прочесть его, то получат чрезвычайно ценные сведения о месторождениях золота и нефти на Аляске, а в Сибири – драгоценных минералов».
– Кажется, все? – спросила Ковальчук.
– Почти. Вот еще в конце: вы указываете, что часть архива Егудина не ушла за границу. Следовательно, «завещание» должно было бы находиться… Где?
– Среди писем декабристов Якушкина, Беляева, Репина и других рукописей, национализированных в 1920 году и вместе с остатками библиотеки Егудина переданных Крутоярскому музею. К сожалению, этот интереснейший документ не удалось обнаружить до сих пор. Чернобровин вскочил:
– Как?! Не удалось обнаружить?! Значит, завещание не найдено?
– Нет. Мне знаком в этом фонде каждый листок, относящийся к декабристам, там нет ничего похожего. Не исключена возможность, что оно было сожжено…
– Кем?
– Это, видите ли, темная история, – сказала Зинаида Васильевна. – В 1918 году в Москве, в квартире дочери Завалишина – Еропкиной было уничтожено больше двухсот писем декабристов, адресованных Завалишину. Там были письма Николая и Михаила Бестужевых, Кюхельбекера, Оболенского, Трубецкого… Обстоятельства, при которых погибли эти документы, точно не выяснены. Среди них могло находиться и завещание. Впрочем, это только догадка. А как хотелось бы знать его содержание! Документ, несомненно, позволил бы добавить яркие штрихи к характеристике Завалишина. Но я, кажется, разочаровала вас?
– Что вы, Зинаида Васильевна! Безмерно вам благодарен. Еще один вопрос: зачем вы спустились в зал?
– Я вспомнила, что давно собиралась взять портрет Завалишина (он, кстати, долгое время тоже считался потерянным). Утром должен был зайти фотограф и сделать с него репродукцию. Взяла ключи и спустилась, зажгла свет, подошла к шкафу… И тут увидела Сухорослова, присевшего за витриной. Я, кажется, закричала, стала вырывать у него папку…
В палату вошел врач, поглядывая на часы:
– Хватит, хватит, товарищ старший лейтенант! До свидания…
– Вы разрешите мне еще раз навестить вас? – неожиданно спросил Чернобровин, обращаясь к Зинаиде Васильевне.
– Приходите, – просто сказала она.
С этого дня в личном бюджете старшего лейтенанта появилась еще одна статья расхода: цветы.
8. ВОСКОВАЯ ПЕРСОНА
Полковник Максимов подробно изложил генералу обстоятельства дела. Выслушав, тот долго поглаживал ежик волос, курил, раздумывал.
– Так, так… Ясно. Оно, конечно, и данные по Сибири – лакомая штука для тех, кто издавна рвался «а русский Север. Однако близок локоть, да не укусишь! Для них сейчас важно… что важно, полковник?
– Нефть, товарищ генерал.
– Точно, аляскинская нефть. Но ее до сих пор на Аляске не добывают, а лишь ведут весьма активную разведку. И занимается этим военно-морское ведомство США.
– Безусловно! Отсюда и поиски ключей… в чужом кармане.
– Ну, что ж. Вами, товарищ Максимов, и вашими сотрудниками сделано много и сделано хорошо. Было бы нецелесообразно на данном этапе следствия выключать вас из дела. Нам надобно действовать параллельно, произведя некоторое так сказать «разделение труда». За вами оставляется честь довести до конца «уголовную линию» с Сухорословым. Я целиком и полностью согласен с вами: если он еще не завладел документом, – а этого, видимо, пока не произошло. – то должен оставаться в Крутоярске. Продолжай» те поиск…
Генерал привалился грузноватым телом к столу и продолжал, глядя в упор и давая вес каждому сказанному слову:
– Итак, Сухорослов – за вами. Нужно найти его во что бы то ни стало. Но брать пока не следует. За спиной Сухорослова стоит некто, вдохновляющий и направляющий его. Необходимо установить их связи, должны ведь они сноситься каким-то образом. Вот этого «некто», будем называть его