Предопределенные известными политическими и социально-экономическими катаклизмами конца XX в. попытки преобразований советской уголовной юстиции наглядно продемонстрировали потребность в поиске какого-то принципиально иного вектора развития национальной системы досудебного производства, с одной стороны соответствующего стандартам цивилизованного государства, а с другой — основанного на национальных традициях и всем предшествующем опыте работы отечественных органов предварительного расследования и прокуратуры. Изначально эти замыслы планировалось воплотить в жизнь в Уголовно-процессуальном кодексе РФ 2001 г. Однако успешное осуществление предполагаемых реформ сильно затруднялось ввиду ряда возникших в 1990-е годы деструктивных факторов: отсутствия единства взглядов на характер и содержание проводимых преобразований, сильного давления различных политических и зарубежных сил, стремления власти в кратчайшие сроки обновить множество законов и т. д. Уголовно-процессуальный кодекс РФ готовился в условиях бурных споров и дискуссий, принимался весьма поспешно, без должной проработки и единообразного понимания вектора дальнейшего развития уголовной юстиции в целом и досудебного производства в частности. Многие законодательные решения явились результатом вынужденных и достаточно шатких компромиссов. Тем более практически сразу в Кодекс стали вноситься непродуманные и весьма бессистемные изменения и дополнения, рассчитанные не столько на долгосрочный эффект, сколько на импульсивное устранение изначально допущенных изъянов, т. е. на экстренное «затыкание дыр». В этой связи существовавшая ранее советская система досудебного производства была буквально нашпигована множеством разных новаций, присущих различным типам уголовного процесса.
Самым аномальным на этом фоне было принятое в условиях сильного давления со стороны заокеанских партнеров и активно поддержанное российскими поборниками американских ценностей решение о внедрении в систему досудебного производства чуждого для континентального типа уголовного процесса принципа состязательности в его англосаксонском понимании, что привело к отнесению субъектов, осуществляющих предварительное расследование к участникам со стороны обвинения, а также к отмене требования о полноте, всесторонности и объективности исследования обстоятельств уголовного дела. В результате все еще обладающие юрисдикционной правосубъектностью «французского» (но никак не англосаксонского) типа дознаватели и следователи из «расследователей» превратились в классических преследователей, нацеленных лишь на изобличение человека в совершении преступления — произошло свойственное для архаичного инквизиционного процесса слияние обвинительной и следственной функций. Подобная новация оказалась настолько непродуманной, что даже потребовала серьезного вмешательства Конституционного суда РФ, постаравшегося в своем постановлении от 29.06.2004 № 13-П несколько смягчить ее буквальное толкование и направить обусловленную ей правоприменительную практику в более традиционное русло.
Одновременно досудебная уголовная юстиции пополнилась механизмами судебного контроля за процессуальной деятельностью органов дознания и предварительного следствия. То есть в нее были внедрены процедуры, в которых четко просматриваются элементы «немецкой» модели досудебного производства, обусловленные невозможностью полицейского «расследователя» самостоятельно принимать свойственные для «французской» модели решения судебно-следственного характера.
Несколько позднее, в 2007 г. была проведена очередная реформа российской системы досудебного производства, в результате которой органы предварительного следствия практически полностью освободились от прокурорской зависимости, т. е. произошел некий скачок в сторону «французской» модели. Однако при этом следователи вовсе не превратились в французских следственных судей, а остались в ве́дении органов исполнительной власти полицейского типа (а прокурорские следователи — в ве́дении прокуратуры), одновременно попав в еще большую зависимость от своих административных начальников — руководителей следственных органов, что можно охарактеризовать как частичное сохранение элементов «немецкой» модели досудебного производства. Тем более что проведенная реформа не коснулась органов дознания, которые продолжили работать в условиях традиционной надзорной зависимости от прокуратуры. А в 2011 г. был учрежден Следственный комитет Российской Федерации — особый, в некотором смысле даже уникальный орган государственной власти, находящийся в прямом ве́дении Президента РФ, чем явно напоминающий опричнину времен Ивана Грозного или «майорские» следственные канцелярии времен Петра I как правоохранительные институции, непосредственно подчиненные правителю. И таким образом можно предположить, что в этой части были воссозданы некие национальные традиции уголовной юстиции.
С учетом всего вышеизложенного ответ на поставленный выше вопрос о типе российской системы досудебного производства в целом и предварительного расследования в частности представляется следующим: к настоящему времени ввиду ряда факторов и исторических катаклизмов XX в. в России сформировалась самобытная национальная модель досудебного производства, обусловленная бессистемным переплетением разных, в том числе плохо совместимых, элементов, присущих другим моделям досудебного производства, что выражается в интеграции функций «полиции» и функции «юстиции», в частности в наделении представителей органов исполнительной власти полицейского типа юрисдикционной правосубъектностью, позволяющей выносить имеющие юридические последствия правоприменительные акты, а также собирать и депонировать для предстоящего судебного заседания полноценные доказательства, равные по юридической силе, доказательствам, полученным самим судом.
Думается, что именно этими причинами и объясняются многие извечные вопросы досудебного производства, стоящие перед уголовно-процессуальной доктриной, законодательством и правоприменительной практикой, например вопросы, касаемые стадии возбуждения уголовного дела, задержания подозреваемого, использования в доказывании результатов оперативно-розыскной деятельности и т. д. Некоторые из них уже были рассмотрены в подобном контексте в прежних публикациях автора настоящей статьи, некоторые — планируются к рассмотрению в обозримом будущем. Вместе с тем они могут быть разрешены лишь после четкого осознания вектора дальнейшего развития досудебной уголовной юстиции, соответствующего потребностям и традициям российского общества и государства.
Каким должен быть этот вектор? Ответ на данный вопрос представляется очень сложным, неоднозначным и явно выходящим за предмет настоящей статьи. Однако в любом случае совершенно ясно, что законодателю надлежит, наконец, прекратить правотворческие метания, попытки синтеза разных, в частности плохо совместимых, элементов, свойственных различным типам уголовного судопроизводства, и выработать какие-то единообразные подходы, в наибольшей степени приемлемые для российских реалий.
§ 3. Формы предварительного расследования в системе досудебного производства по уголовному делу
Общеизвестно, что современные механизмы российского досудебного производства по уголовному делу предполагают определенную дифференциацию форм предварительного расследования. В соответствии с УПК РФ стоящие перед ним задачи, могут решаться посредством использования двух основных правовых режимов деятельности правоохранительных органов: предварительного следствия и дознания, которое, в свою очередь, допустимо осуществлять в общем (ординарном) и сокращенном