Некий молодой португалец, приехавший в Александрию из колоний в Зангебаре по коммерческой надобности и остановившийся в доме своего дяди, — португальского консула, с насмешливым видом спросил у Дюваля о причинах его столь странного поведения.
«Моя страсть не должна вас удивлять, — отвечал португальцу Дюваль, — признаюсь, я перешел все мыслимые границы и открыто ухаживаю за моей женой при людях; неужели вы думаете, что чувственное удовольствие может затушить пламя любви, раз уж оно разгорелось у кого-нибудь в сердце: супруга, отдающая мужу свою красоту, заставляет себя любить еще сильнее; да, супружеские узы кое-кому представляются тяжелыми цепями, но эти люди вряд ли изведали сладость любви; о, как приятно, когда движения твоего сердца пребывают в гармонии с повелениями Неба, с законами природы и законами общества. Нет, нет, я не променяю свою жену ни на какую красавицу: с радостью уступая порывам законной страсти, я готов наградить мою супругу любыми титулами, назвать ее любовницей, подругой, наперсницей, сестрой, божеством; именно эта женщина делает мою жизнь счастливой, придавая ей какую-то терпкую сладость, любовное пламя горит у меня в душе, все чувства воспламеняются, я думаю только о моей любимой, живу только ради нее одной, и у меня нет никаких других желаний. Ах, друг мой, ты не представляешь себе, что значит быть супругом: на свете не существует уз более соблазнительных, никакое иное удовольствие не может даже сравниться с радостями брака, никакие другие блага не возбуждают наши чувства с такой силой; горе тому, кто, забыв об этом священном союзе, пытается искать наслаждения на стороне, ведь такой человек, испытав лишь неглубокие чувства, так и не найдет себе счастья в жизни».
Такими вот размышлениями поделился Дюваль с доном Гаспаром, молодым португальцем, сыгравшим важную роль в моих последующих приключениях. Восхваляя радости брака, Дюваль, как бы извиняясь, постоянно твердил о своей любви. Но любил ли он на самом деле? Что стало бы с его чувством, если бы он действительно испытал те наслаждения, которые он так красочно расписывал Гаспару? Любая из женщин прекрасно знает, какими ветреными бывают мужчины!
Как бы там ни было, пылкий Дюваль, человек молодой и на вид приятный, только и делал, что подпитывал свою страсть бесконечными проявлениями изысканной вежливости. Люди вульгарные, наделенные от природы грубой физической организацией, неспособные проникнуть в тонкие движения человеческой души, вряд ли сумели бы по достоинству оценить поведение французского консула, ведь они, подобно животным, знают лишь материальную сторону наслаждения. Короче говоря, даже самая добродетельная из женщин со временем уступила бы настойчивым домогательствам такого галантного кавалера, а мне, кроме того, приходилось жить в доме Дюваля. Вы знаете, что комплименты нравятся женщинам, мы наслаждаемся льстивыми словами, даже не отдавая в этом себе отчета. Что же касается Дюваля, то его натиск с каждым днем только усиливался, и он ждал удобного случая, чтобы одержать надо мной победу.
Однажды, утомленная непривычной для меня жарой, я заснула в садовой беседке, обсаженной кустами жасмина. Каково же было мое удивление, когда, проснувшись, я увидела себя в объятиях Дюваля, а на мне почти не оставалось одежды...
«О Небо! — вскричала я тогда, пытаясь отделаться от наглеца. — Вы же обещали не злоупотреблять правами супруга!»
«Богиня, покорившая мое сердце! — воскликнул изнывающий от страсти Дюваль: одной рукой он пытался подавить мое сопротивление, тогда как другая рука... — Радость моя, не лишай меня скромного удовольствия, которое выпало мне по воле случая; успокойся... дай мне насмотреться на твои прелести, раз уж ты отказываешься предоставить их мне во владение, дай мне надышаться ими вдоволь... любовь, наслаждение... не отворачивайся, я хочу принести перед ними подобающую жертву... мне приходится наслаждаться одному, жестокая, я отдаю тебе то, чего мне никак не удавалось получить от тебя; но не отнимай того, что оказалось в моих руках по воле фортуны... какая красота... свежесть тела... формы грациозные и привлекательные!.. Ах, какая ты нежная и красивая!.. О Леонора, какое божество тебя создало? А может быть, ты сама богиня?.. Ах, Небо! Дай моей безумной любви свободно излиться! Ты видишь... чувствуешь... обманщица... жертва уже принесена, но я по-прежнему несчастен!»
Несмотря на мое героическое сопротивление, я не смогла вырваться из рук Дюваля, решившего дать выход своим бурным чувствам; однако я так успешно защищалась в объятиях непрошеного любовника, что он даже не мог и думать о победе: жертвоприношение было совершено вдали от предназначенных для него алтарей, а божество, покровительствующее любви, оказалось жестоко обмануто. Дюваль бросился от меня прочь.
«Вероломный, — в ярости прокричала ему я, — ты жалкий негодяй, решившийся напасть на спящую женщину, отныне все наши химерические соглашения недействительны, и я смело расскажу правду людям! Я навсегда покину твой дом».
Потерявший голову Дюваль снова бросился ко мне, но я, ловко от него увернувшись, успела закрыться у себя в комнате, откуда не выходила в течение суток.
Там я предалась серьезным размышлениям, ибо теперь мне угрожали новые опасности.
«Увы! — говорила я себе. — Я опять балансирую на краю пропасти. Могу ли я похвастаться, что победила Дюваля, что нашла средства, которые мне помогут избавиться от насильника? Ведь он все равно не перестанет меня преследовать, будет опять выжидать подходящий случай; но могу ли я рассчитывать на успех, подобный сегодняшнему? Итак, мне нужно бежать из этого дома, поэтому ускорим час побега».
Среди моего окружения лишь один дон Гаспар был способен помочь мне претворить в жизнь эти планы, так что я сразу принялась его обольщать. Прежде всего я осведомилась у португальца насчет его видов на будущее, причем на лице моем нельзя было прочитать даже намека на страсть. Гаспар сказал мне, что он вот-вот должен возвратиться в Мономотапу; там он только отчитается о результатах поездки и затем отправится в Капстад, с тем чтобы оттуда незамедлительно отплыть к берегам Португалии. Намерения Гаспара полностью отвечали моим планам; путь в Европу, разумеется, получался слишком долгим, но в неволе выбирать не приходится, главное — достичь успеха. Итак, я решилась довериться этому молодому человеку и сочла, что лучшее средство быть услышанной — положиться на помощь того могущественного божества, что соединяет людские сердца друг с другом (вспомните о моих принципах и не браните меня за дерзкие поступки).
Я начала кокетничать с португальцем; дон Гаспар, молодой, энергичный, пылкий и порядочный, прекрасно понял мои намеки. По его лицу я быстро поняла, что он уже загорелся огнем любовной страсти; оставалось договориться, как нам лучше