Солнце уже давно зашло за горизонт, но я, погруженная в глубокие раздумья, осталась сидеть на балконе; в моей голове роились тысячи невероятнейших планов спасения от опасности, так неожиданно обрушившейся на меня. Веря в свою счастливую звезду, я не сомневалась в том, что фортуна скоро предоставит мне возможность скрыться из дворца. Вдруг я услышала чей-то голос: меня окликали по имени.
«Кто это? — спросила я. — Разве кого-нибудь волнует судьба несчастнейшей из женщин?»
«С вами говорит ваш лучший друг, — отвечали мне, — бедный Гаспар спешит оказать вам помощь».
«Гаспар!..О Боже... что я слышу?»
«О Леонора! Спускайтесь вниз, ведь балкон расположен достаточно низко; действуйте смелее и ничего не бойтесь: я щедро оплатил услуги одного королевского гвардейца, он стоит рядом со мной и ждет нас; он готов бежать вместе с нами, так что не будем терять время даром. Караван, покинувший город сразу же после начала мятежа, отошел от Сеннара всего на две мили, если мы поторопимся, то легко его догоним, не мешкайте же».
Бальзам, пролитый на кровоточащие раны, роса, освежающая цветок, чуть было не погубленный сухим южным ветром, не могли бы оказать такое благотворное воздействие, какое произвели на мое сердце слова Гаспара. Не теряя ни секунды, я бросилась с балкона вниз и через мгновение очутилась в объятиях юного португальца. В сопровождении гвардейца мы ускоренным маршем кинулись догонять караван и через три четверти часа настигли наших товарищей, пришедших в немалое изумление от случившейся со мной метаморфозы. Добрые путешественники встретили нас с неподдельной радостью: опасность объединяет людей — они становятся братьями; благородный солдат, спасший нас от неминуемой гибели, принимал поздравление за поздравлением; я же то и дело целовала Гаспара: у меня просто не хватало слов, чтобы отблагодарить моего друга; пока мы отсутствовали, негр охранял наше имущество, так что мы ничего не потеряли; караван продолжал путь.
— Ах! Теперь я могу вздохнуть спокойно, — заметил граф, — ведь вы так напугали меня своим рассказом... меня, не знакомого с чувством страха; думаю, что это объясняется той симпатией, которую вы сумели мне внушить; ни одна хорошенькая девушка, мне кажется, не спасалась от смерти столь странным образом, зато тысячи из них погибли, обнажив ту часть тела, которую вам пришлось оголить на лобном месте.
— Право же, граф! — остановила его президентша.
— Сударыня, разрешите мне вдоволь повеселиться, ведь я никогда не слышал ничего подобного; уверяю вас, что эта часть белоснежного тела Леоноры по контрасту с ее черной мордашкой производила приятнейший эффект.
— Рассказывайте, рассказывайте дальше, дочь моя, этот проклятый граф становится просто невыносимым.
— Покинув Сеннар, — продолжала свое повествование Леонора, — мы двинулись в сторону Бакаса — маленького городка, расположенного на берегу Нила. Оказавшись там, мы заметили, что в этом месте великая река от жары пересохла. Оттуда мы двинулись к Джезиму, городу значительно более многолюдному, однако и в Джезиме мы также нашли Нил пересохшим. В этом краю нам попадались деревья, ствол которых с трудом могли обхватить десять крупных мужчин; в одном из таких чудовищных творений природы от старости образовалось дупло, так вот в этом дупле свободно бы разместилось полсотни человек. Вскоре нам пришлось сойти с верблюдов, потому что в горах, которые нам предстояло пересечь, произрастает трава, вызывающая смертельное отравление животных.
За Джезимом начинаются великолепные вечнозеленые тамариндовые леса, в которых встречается очень вкусный сорт сливы; солнечные лучи не проникают сквозь густую листву тамаринда, так что многие путешественники рисковали простудиться; я же, наделенная от природы отменным здоровьем, полная молодых сил, спокойная душой, получила от этого опасного путешествия только удовольствие. Наконец мы прибыли в Серке — маленький городок, затерявшийся в горах. Он раскинулся в живописной долине, орошаемой струями кристально чистой реки, которая отделяет Эфиопию от королевства Сеннар; повсюду мы встречали хорошо обработанные поля и плантации, на которых произрастали чудеса земледелия: хлопок, бамбук, эбеновое дерево, огромное множество разных сортов ароматических растений — все это свидетельствовало об удивительном богатстве почвы. Отовсюду, однако, доносилось рычание львов, поэтому удовольствие от путешествия оказалось изрядно испорченным. Местным жителям приходится разжигать огромные костры, чтобы избавить себя от этих свирепых животных, в противном случае они рискуют очутиться в компании хищников, как известно не отличающихся кротостью нрава. Через несколько дней нам пришлось с великой опасностью для жизни переходить вброд многочисленные бурные реки, за которыми простиралась огромная равнина, где росли гранатовые деревья. Плоды граната путешественники поглощали с жадностью.
Идти по этим землям приятно, так как эфиопские князьки приказывают своим подданным нести поклажу путешественников — обычай этот распространен по всей территории страны.
До столицы Эфиопии мы так и не добрались, однако увиденного мною в этой редко посещаемой европейцами стране вполне достаточно для того, чтобы вкратце описать вам местность, где на каждом шагу философа и натуралиста поджидают интереснейшие открытия. Ни одна европейская страна не может похвастаться такими успехами в области сельского хозяйства: кардамон и имбирь, оживляя плодоносные равнины, насыщают воздух благоухающими ароматами; берега широких каналов окаймляются там лилиями, нарциссами, фиалками и тюльпанами; нет ничего удивительного в том, что некоторые люди, наделенные излишне богатым воображением, после посещения Эфиопии решили, будто бы в этой стране находилось то приятнейшее из мест, откуда наш общий праотец был изгнан из-за известного недоразумения с яблоком; впрочем, никаких яблок в Эфиопии мы не обнаружили. Леса показались нам еще более приятными, чем равнины: повсюду там произрастают апельсиновые и лимонные деревья, гранаты, множество других деревьев, цветущих круглый год. Посчастливилось нам, в частности, наслаждаться розами, запах которых по нежности и свежести далеко превосходит те, что растут у нас.
Эфиопов часто путают с их соседями, жителями Нубии, хотя по внешнему виду они разительно отличаются друг от друга. Кожа у эфиопов — коричневая с оливковым оттенком, рост — высокий, осанка — величественная, черты лица производят самое приятное впечатление; прекрасные глаза, тонко очерченный нос, узкие губы, белоснежные зубы. Негры, попадавшиеся нам по дороге ранее, выглядят совершенно иначе, и, кроме того, кожа у них чрезвычайно черная.
Эфиопы исповедуют коптскую религию — нечто среднее между православием и католичеством. Все они крайне набожны, почитают святых, слепо верят в чудеса, особенно в пресуществление святых даров. Однако и среди аборигенов встречаются вольнодумцы, отвергающие догму, которую вера, самый обманчивый вожатый, стремится навязать возмущенному разуму.
«Но как с этим согласиться? — рассуждал один местный философ, обрадовавшийся случаю побеседовать с Гаспаром на латинском языке. — Найдете