Три негритянских воина без промедления посылаются к португальцам с дружеским приглашением посетить королевство Бутуа; дон Лопес через шесть дней появляется в королевском дворце во главе двух тысяч солдат, набранных в соседних фортах, и тут же удостаивается частной аудиенции.
«Напоминаю о вашем обещании», — сказала я ему по-французски, едва лишь дон Лопес показался в дверном проеме.
«Можете на меня рассчитывать, — отвечал португалец, — в Бенгеле вас ожидает наш корабль; шесть моих вооруженных солдат, которые немного знают дорогу, проведут вас с Климентиной до порта. Тамошние чиновники уже мною предупреждены и готовы оказать вам финансовую поддержку. Нужно только бежать из дворца: я вас прикрою, однако оказать непосредственную помощь мне будет трудно: нельзя начинать мирные переговоры с враждебных действий».
«А если потребовать нашей выдачи как одного из условий договора?» — спросила я дона Лопеса.
«Постараюсь, конечно, но вряд ли Бен-Маакоро пойдет мне навстречу, ведь он в вас сильно влюбился. Повторяю, рассчитывайте только на бегство; когда вы решитесь бежать, я постараюсь задержать негров, даю вам честное слово, но это все, что я могу сделать».
Несмотря на смертельную опасность, мне пришлось согласиться с доном Лопесом: переубедить этого целеустремленного человека было невозможно. Аудиенция с Бен-Маакоро скоро завершилась, и договор был подписан без малейших затруднений. Португалец пытался было заикнуться о пленницах, захваченных неграми в форте Тете, но тут Бен-Маакоро прямо-таки затрясся от гнева; он заявил, что скорее расстанется с жизнью, чем вернет потругальцам плененных женщин. Дон Лопес, опасаясь, как бы не вызвать враждебных действий — негры могли напасть на его войско, — посчитал, что из-за нескольких женщин не стоит проливать кровь. Более о нас на переговорах не было, сказано ни слова.
Положение мое, однако же, становилось все более и более затруднительным; я уже не могла отказать Бен-Маакоро во взаимности ни под каким предлогом, ведь владыка Бутуа выполнил все мои желания; смерть казалась мне приятной забавой при мысли о том, что я разделю ложе с этим чернокожим чудовищем. Но как ускользнуть от его объятий? Готовая к любым испытаниям, лишь бы избавиться от домогательств Бен-Маакоро, я попросила Климентину следующей ночью не спать слишком крепко; португалец обещал привести шесть своих солдат и разместить их близ ограды сада, где любил прогуливаться владыка Бутуа. В этом саду, недалеко от дороги, находилась плетеная беседка; высота ее перил изнутри не превышала трех футов, а снаружи они находились на высоте около шести футов. После того как в моей голове сложился план побега, я сообщила чернокожему королю, что желаю сделать его счастливым, но я отдамся ему только в тени очаровательного сада, ведь этот сад таит в себе столько неги, так влечет меня. Бен-Маакоро одобрил мой выбор; надо сказать, что ранее спускаться в сад нам было категорически запрещено, поскольку его ограда не могла служить препятствием для бегства и мы рассматривали зелень деревьев только из окон дворца; Бен-Маакоро подумал, что мне захотелось отдохнуть в тени деревьев.
«Но это еще не все, — сказала я Бен-Маакоро, после того как он пообещал выполнить мою первую просьбу. — Климентина также пойдет со мной. О повелитель! Для наших восхитительных удовольствий требуется вторая женщина, скоро вы сами поймете, зачем она нам необходима».
В ответ Бен-Маакоро радостно вскрикнул; я поняла, что достигла желаемого: негр, на благородные чувства которого рассчитывать не приходилось, был обманут. Остаток дня Бен-Маакоро, мечтавший об обещанных мною наслаждениях, провел в прекраснейшем расположении духа; по привычке он решил начать с традиционных оргий со своими рабынями, здесь я ему не противодействовала, так как изнуренный любовными трудами Бен-Маакоро представлял для меня гораздо меньшую опасность.
Незадолго до нашего свидания в саду Бен-Маакоро попросил разрешения взять с собой нескольких своих жен, дабы они, став свидетельницами изысканных любовных ласк, научились доставлять повелителю истинное наслаждение; я сказала, что не могу ему этого позволить: с помощью Климентины я прекрасно сумею погрузить моего возлюбленного в сладострастное опьянение; кроме того, европейские женщины отличаются крайней стыдливостью, так что мы не желаем разделять любовные ласки монарха с другими женщинами. Была уже темная ночь (мне удалось убедить Бен-Маакоро отложить наше свидание до заката солнца под тем предлогом, что ночная свежесть усилит наслаждение), когда мы втроем углубились в сад; вокруг царила полная тишина. Добравшись до беседки, я прежде всего удостоверилась, что шестеро вооруженных португальцев прибыли к условленному месту. Климентина, между тем, улегшись на перилах, выставила на обозрение свое прекрасное тело. Сластолюбивый монарх задрожал от вожделения.
«Ну что ж, — заявила я тогда, делая вид, что уступаю домогательствам Бен-Маакоро, — пока одна из нас будет возбуждать твои чувства, другая сумеет ублажить тебя должным образом».
Последние мои слова служили сигналом; Климентина, отчаянно закричав, спрыгнула со стены на дорогу. Бен-Маакоро, оправившись от минутного испуга, бросился было догонять ее, тогда как я, проворно перепрыгнув через стену, побежала вдогонку за моей подругой. В сопровождении шестерых солдат мы неслись по какой-то равнине, радуясь, что столь малой ценой спаслись, убежав из обители преступлений и разврата.
Вопли Бен-Маакоро, раздававшиеся какое-то время за нашими спинами, скоро прекратились. Негр, по-видимому, понял, что в одиночку ему не справиться с шестью вооруженными мужчинами, поэтому он отказался от преследования и, как мне представляется, пристыженный, вернулся к себе во дворец. Итак, две европейские женщины сумели обмануть грозного владыку Бутуа, считавшегося могущественнейшим из