Мы последовали за императором, проходя через массивную арку огромного здания. Полутемные коридоры встретили нас тишиной и эхом шагов.
На втором этаже я вдруг поймала себя на мысли что в моей реальности на этом месте давно стоит отель.
Но в этом мире стены всё ещё хранили дух империи. Здесь по-прежнему жили приближенные двора, тут каждый угол прячет интересные сплетни и тайные встречи.
— Прежде чем я начну рассказ, — заговорил император, учтиво придерживая распахнутую двустворчатую дверь холла для меня и Аннушки. Наверное монархи так не делают, но кто нашему запретит? — Позвольте выразить вам благодарность от лица всей империи — за вашу отвагу и преданность в запутанном деле с купцом. Я знаю как для вас все новое и тяжело, но вы оправдали возложенные на вас надежды и дали шанс на существования такому отделу как этот.
Слова разлились в груди как похвала и предупреждения, что за нами следят. Разумеется, император обо всём знал. Следил за нашим прогрессом, словно за пешками на шахматной доске. И я почувствовала себя крошечным — винтиком в огромной имперской машине.
Внутри огромного холла мерцали масляные лампы. Их мягкий, желтоватый свет ложился пятнами на поверхности притягивая полумрак.
На миг мне показалось, будто по мозаичной плитке пола скользнула темная змейка и исчезла в стене. В груди кольнуло дурное предчувствие, но прерывать самого императора я, конечно, не посмела.
Просто обострила все свои чувства. За всех ответил наш аристократ.
— Мы лишь исполняем свой долг, Ваше Императорское Величество! Уверен, любой на нашем месте поступил бы так же. Мы признательны за то, что наши обострившиеся способности не были осуждены, а, напротив, нашли благородное применение.
Мы все кивнули.
— Да, да… это и правда очень хорошо! Только благодарить вы должны вовсе не меня, — император благодушно кивнул. — Здесь есть один безумец, который, однажды оказавшись на грани, он уже готов шагнуть в безумие опять — лишь бы спасти других отчаянных стоящих на том же обрыве. Для Димитрия и раньше не существовало границ между простолюдинами и дворянами, а после знакомства с Полиной Константиновной, кажется, и вовсе изменился до неузнаваемости. Не так ли, мой друг?
Генерал окаменел. Он бросил на меня тревожный взгляд, затем резко дёрнулся. Они что-то услышали.
Мужчины застыли, как хищники перед прыжком: сосредоточенные, напряженные, готовые ко всему.
Из полумрака неслышно выступил дворецкий. Поклонился с безупречной чопорностью и так же бесшумно исчез, словно растаял в тени.
— Мне кажется, мы опоздали… И самое страшное уже случилось, — прошептал Никита. Его голос прозвучал испугано.
Он побледнел так, что даже веснушки на лице потускнели.
— Думаю, самое интересное ещё впереди, — отозвалась я, сама не понимая еще о чем шепчет мне дар.
Тишина давила со всех сторон, и казалось, что даже стены чувствуют тревогу.
Я ощущала тревогу и страх каждой клеточкой тела. В груди будто пылал огонь, и с каждой секундой всё сильнее хотелось избавиться от него.
Раньше мне помогал генерал. Направлял и советовал как реагировать на внутренние порывы. Но сегодня Дмитрий Львович был холоден и отстранён, словно намеренно держался от меня поодаль.
На встречу нам засеменила хозяйка дома.
— Ваше Величество, мои покои — в полном Вашем распоряжении, — с благоговением произнесла дама, в светлых волосах которой мелькала серебристая прядь, грациозно опускаясь в идеальный реверанс.
Едва выпрямившись, она протянула руки Дмитрию Львовичу — жест полного доверия и привязанности.
Мужчина едва заметно наклонил голову и почтительно коснулся губами её белоснежных перчаток, после чего с тем же уважением поприветствовал тучного господина лет шестидесяти. Фигура незнакомца с трудом втискивалась в роскошный мундир, расшитый золотом и украшенный тяжелыми эполетами и массивными пуговицами.
Седые бакенбарды придавали ему строгости, а серые прищуренные глаза внимательно изучали — будто пытались увидеть душу. Пожилая пара нас ждала. Больше всех — генерала. Я чувствовала что их объединяет общая боль. Которую они до сих пор не смогли отпустить.
Конвой Его Императорского Величества тихо расходилась по дому. Увидев казаков немного расслабилась. Я закрыла глаза, отпустила напряжение — и дала своей силе свободу.
До этого казалось, что стою на краю обрыва, сдерживая бурю, готовую прорваться в большой мир.
Я постепенно отстранялась от шума и чужих чувств. Напряжение отпускало, боль в груди утихала.
Мой внутренний огонь мягко стекал в ладони, позволяя увидеть то, что скрыто. Сознание словно расширилось, наполняясь чужими чувствами, обрывками воспоминаний, эхом боли.
В таком нестекающим шуме чужих переживаний, я уловила тонкую нить соединяющую Дмитрия и владельцев дома. Они все скорбели по юной.
Я резко распахнула глаза.
— Что вы увидели, Полина Константиновна? — раздался спокойный, но настойчивый голос генерала.
Он стоял совсем близко. Я поняла что всё это время он наблюдал за мной. Лишь благодаря Дмитрию, который молчаливо дарил поддержку, я не потеряла равновесие после своих видений.
Я опустила взгляд. Пальцы дрожали, а слабое мерцание на их кончиках постепенно угасало.
— Всё в порядке, прошу, не обращайте внимания. Увиденное пока мне ничего ясного не подсказало. Думаю тут важны детали. — поспешно ответила, не желая вдаваться в подробности.
Казалось, я случайно заглянула туда, куда лучше бы не смотреть. Эта мысль вызывала смущение.
— Дмитрий, не мешай барышне привыкать к своему дару. Она нам как никогда нужна, — император пришел мне на помощь. — Располагайтесь Полиночка, и слушайте внимательно. Я расскажу, свидетелем чего стал на днях — и почему мы все здесь.
Он говорил так, словно добрый дедушка собирался поведать нам сказку на ночь.
Я невольно задумалась, как у столь могущественного человека могут быть такие уставшие глаза и такая мягкая, домашняя улыбка.
Мы с командой синхронно кивнули и расселись так, чтобы ничто не мешало наблюдать за императором.
Родители погибшей жены Дмитрия Львовича чуть отстранились, погруженные в свои мысли. Их боль, не утихает с годами. Она отрезала их от всего происходящего вокруг и затопила всю радость жизни.
А сам генерал, скрестив руки за спиной, будто бы невзначай подошёл ближе к моему дивану, но так и не присел. Он стоял рядом — молчаливый, напряженный, и такой отстраненный, будто между нами пролегла целая бездна.
Я пыталась не смотреть на него, но глаза сами возвращались — к прямой осанке, длинным ногам, широким плечам. Его зрачки с голубыми прожилками казались почти серыми, а взгляд — отстраненным, будто он заблудился в воспоминаниях.
Император начал свой рассказ: — Когда мой старый друг попросил взять его дочь