Но если старик Стилтон хочет войны, он ее получит.
– На молодых девушек легко влиять. И вы шантажировали ее не только угрозой ее жизни, но и фотографиями.
– Теми фотографиями, которые сделал Генри Тейлор на рождественском балу? – Я вскидываю брови и довольно улыбаюсь, когда детектив Смолдер сводит брови к переносице. Этого, значит, Стилтон ему не сказал. – Или думаете, мне в тот момент больше всего нужно было нас фотографировать? А почему именно тогда? Слухи о наших отношениях ходят в академии давно, а Ванда столько раз бывала в моей комнате в преподавательском корпусе, что я мог наснимать ее со всех ракурсов и в любых позах. Почему именно эта фотография?
И ответов у детектива нет. Он поглядывает в блокнот с заметками, как будто так и не научился пользоваться телефоном или не доверяет технике, скользит взглядом по записям и явно не может понять, где же нестыковка. Наверняка Генри Тейлор в его глазах святой парнишка, который решился дать показания против жуткого профессора-убийцы.
Значит, настоящих доказательств у него нет. Значит, он понятия не имеет, как связать убийства Коллекционера со смертью Джессики Купер, если убийцей окажется преподаватель из академии, убивший девчонку ради… Ради чего, собственно?
– И раз вы так уверены, что это был я, то зачем все это, детектив? Вы считаете, что я запугивал и силой удерживал Ванду рядом, чтобы она прикрыла меня перед полицией, но для чего мне было убивать Джессику Купер, если и шею моей дорогой Ванде тоже рассек я? Из-за их перепалок в библиотеке? Или из-за того, что в прошлом году Купер приглашала меня на свидание?
И кто из нас, спрашивается, ведет допрос. Но в глазах детектива Смолдера проскальзывает блеск недовольства, он поджимает губы, и становится предельно ясно: за подкинутую Стилтоном версию он будет держаться до последнего, пока не появятся неопровержимые доказательства обратного.
– Не заговаривайте мне зубы, мистер Эллиот, – бросает он и поднимается на ноги. За дверью небольшой допросной слышатся шорохи и шаги других полицейских, голоса и телефонные звонки. – Вы останетесь в участке до выяснения обстоятельств. И позвоните своему адвокату, потому что без него я не имею права вести полноценный допрос. Ну или откажитесь от него, если хотите покончить с этим побыстрее.
Единственный, с кем я хочу покончить, – Эдвард Стилтон. Но ему, в отличие от Питера Уилсона, уготована совсем другая участь. И я уверен, что моя милая муза тоже приложит к этому руку. За этот год я узнал ее достаточно хорошо, чтобы понять: Ванда далеко не такая нерешительная и напуганная малышка, какой ее представляли в родном Рокфорде. И сейчас, если понадобится, она бросит вызов всему Белмору раньше, чем Стилтон успеет подготовить документы на отчисление.
– О, не сомневайтесь, детектив, я хочу, – ухмыляюсь я криво, поудобнее устраиваясь на стуле. – И уверен, что уже вечером меня здесь не будет. Адвокату я позвоню. Думаю, через пару-тройку часов он будет на месте. Но для начала вам стоит вернуть мне телефон.
– О нет, мистер Эллиот, личные вещи вы получите только в том случае, если ваш адвокат убедит меня, что проблема не в вас, а в мистере Стилтоне, – улыбается Смолдер в ответ. – А для этого ему придется как следует постараться. Можете воспользоваться нашим телефоном в участке, мы никогда не отказываем подозреваемым.
И выражение превосходства на его лице не предвещает ничего хорошего. Понятия не имею, за что детектив так меня невзлюбил, да еще и всего за пару дней: буквально позавчера он был настроен иначе. Чтобы вывести его из себя, Стилтону нужно было надавить на самые болезненные точки и выставить меня едва ли не чудовищем.
Но я и есть чудовище и сдаваться просто так не собираюсь.
Смолдер покидает небольшую допросную комнату, а я так и остаюсь сидеть на неудобном раскладном стуле, пока грузная и широкоплечая офицер не приносит в комнату телефон, больше похожий на рацию или мобильный из числа тех, что были популярны в далекие двухтысячные. Блокноты, телефоны – участок во многом отстал от времени.
– У вас двадцать минут, – бросает она недовольно и садится напротив.
Что ж, звонить и впрямь придется адвокату: разговор с моей милой музой под надзором равен самоубийству, а закапывать себя я пока не планировал. Остается надеяться, что дорогая Ванда действительно так хороша, как я о ней думаю. Да нет, к чему надежда? Я в ней уверен.
Это ее шанс показать себя.
Удиви меня, милая, и я брошу к твоим изящным ногам весь мир. Докажи мне, что с ума схожу не только я, и мы вместе покончим со Стилтоном. Дай мне то, чего не могла дать ни одна другая, и нас уже никто не остановит. Даже закон, если ты хорошо попросишь.
И я с кислой улыбкой набираю номер знакомого адвоката, хотя и знаю, что работать вместе нам едва ли придется.
Муза
Наш чат с офицером Смолдером выглядит бедно и блекло: одно единственное сообщение – и то пересланное из переписки с Ридом голосовое. Но я смотрю на него уже битый час, надеясь, что вот сейчас-то детектив ответит. Или, может быть, в верхней части экрана всплывет сообщение от Рида. Мне хватило бы и пары слов, только бы узнать, что с ним все в порядке. Насколько, интересно, может быть в порядке убийца посреди полицейского участка?
Я нервно усмехаюсь и вновь начинаю ходить по комнате кругами. На лекциях меня сегодня никто не видел, но и черт бы с ними. Пусть профессора думают, будто меня сильно подкосила история с фотографиями и травля однокурсников – настолько, что теперь я боюсь показываться на глаза другим. Боже, я и думать о них забыла, едва Майкл проболтался насчет Рида.
Пытаясь пролистать чат, будто от этого там быстрее появится сообщение от офицера, я случайно попадаю по кнопке «Воспроизвести», и комнату наполняет хрипловатый и донельзя громкий голос ректора Стилтона. Черт, а я и забыла, с каким остервенением он пытался заставить меня дать показания против Рида. Так старался, а толку в итоге никакого. И уверенность в том, что фотографии слил именно он, а не Генри Тейлор, только растет: у Тейлора уже было все, чего он так хотел, ему просто незачем устраивать подобное шоу.
Как же низко Стилтон пал в моих глазах: из благодушного старика с неуместными шутками превратился в слизняка, готового на все, только бы спасти свою толстую шкуру. Урод. Я выключаю