Думай, Ванда, думай. Что такого могли наговорить полиции, чтобы его арестовали? Наверняка ректор давил на то, что Рид угрожал мне. Или на то, что это он ранил меня в прошлом месяце, а не святая Джессика Купер. Допустим. Однако этих обвинений недостаточно. Черт, и почему я поступила на архитектурный, а не куда-нибудь в академию ФБР? Тогда уж точно что-нибудь сообразила бы, а так что я сделаю? Начерчу план Белмора?
Нет. Но кое-что я все же могу. Плевать, что там наплел полиции Стилтон и кого заставил врать в лицо офицеру, я все равно могу принять его правила игры и, если мне повезет, обставить его.
Я подскакиваю с кровати и подлетаю к шкафу, нахожу среди вещей небольшую картонную коробку и достаю плотные конверты из крафтовой бумаги: кое-где на них виднеются засохшие пятна крови, один немного помялся, но это не главное. Главное, что там, внутри, лежат драгоценные подарки от Рида.
Когда-то больше всего я желала сжечь эти конверты или выбросить из окна самолета по дороге в Калифорнию. Спасибо прошлой мне, что так на это и не решилась. Иголки внутри поблескивают на свету, на высушенных бабочках почти не осталось пыльцы. Что ж, к иголкам я прикасалась, так что это не лучший подарок для Стилтона, а вот бабочки – совсем другое дело. Может, найдется и нетронутая игла.
Приходится залезть в соседний шкаф и найти упаковку виниловых перчаток среди бесконечных кардиганов Микаэлы. Надеюсь, она простит мне маленькое воровство. Если все пройдет как надо, куплю ей десять упаковок этих чертовых перчаток, которые она надевает на практику по фигурной лепке. Мне стать скульптором не светит, а вот сообщницей опасного убийцы – вполне. Боже, надеюсь, меня за это не арестуют. А если да? Может быть, мы с Ридом окажемся в одной камере. Или нас обоих приговорят к смертной казни.
И жили они недолго и не очень счастливо, и умерли в один день. Тьфу. Надо выбросить эту дрянь из головы.
Натянув перчатки, аккуратно складываю несколько бабочек и иголку из единственного конверта, к которому толком не прикасалась, в небольшой пластиковый пакет и убираю его во внутренний карман пиджака. На экране телефона светится время: половина четвертого, значит, часть профессоров сейчас занята на лекциях, остальные либо у себя, либо в столовой в преподавательском корпусе. Дойти до кабинета ректора, миновать его секретаршу и оставить бабочек где-нибудь в ящике рабочего стола – разве сложно? О да. В моем гениальном плане тысячи изъянов, но другого у меня нет.
Придется импровизировать. В конце концов, едва ли моя жизнь станет хуже, чем до поступления в Белмор. Когда-то я уже жила в аду, подумаешь, в случае чего меня отправят в другой. Там хотя бы не будет урода вроде моего отчима. А вот в Белморе – будет, если я не заставлю Стилтона заткнуться.
Я справлюсь. Я смогу.
И что, Ванда, ты готова отправиться за решетку ради него? Ради чудовища?
Да. Это чудовище переступило через себя ради меня. Это чудовище готово убить ради меня. Это чудовище – единственный человек, который искренне меня любит, пусть даже и очень нездорово и тяжело. И мне не нужен никто другой. Так что да, я готова.
И заткнись уже наконец, чертов внутренний голос.
Все тело напряжено подобно натянутой до предела струне, кажется, еще немного, и эта струна лопнет, а меня разорвет на части. Дыхание неприлично частое, сердце вот-вот выскочит из груди, однако я не останавливаюсь. Как ни в чем не бывало выхожу из общежития, то и дело оглядываясь вокруг, ловлю на себе насмешливые взгляды охранников на посту. Что, тоже видели фотографии? Ничего, у меня для ректора Стилтона есть подарок получше фотографий.
Теплый летний воздух раздувает в стороны мои темные волосы, бросает в глаза мелкий песок с пролегающей между общежитием и учебным корпусом дорожки, но это все мелочи. Пройти через пост в учебном корпусе, повернуть в левое крыло и остановиться перед дверью ректорского кабинета. Вокруг ни души, только из-за закрытых дверей соседних аудиторий доносятся приглушенные голоса.
Сейчас или никогда. Если поверну, то сюда уже не вернусь. А значит, слабая и трусливая Ванда победит. Нет. Больше она не будет управлять нашей жизнью. Больше никогда.
Я поднимаю руку и стучу в дверь. Три раза, как привыкла в последнее время. Только за дверью меня ждет вовсе не Рид с самодовольной ухмылкой.
– Войдите, – приторным голосом отвечает секретарь, имя которой я снова забыла. – О, добрый день, мисс Уильямс. Ректор Стилтон предупреждал, что вы зайдете. Он вас ждет.
И сердце ухает вниз, едва я переступаю порог. Он меня ждет? Не верю, что Стилтон в курсе не только о наших с Ридом отношениях, но и о том, чем он занимался все эти годы. Иначе его давно уже не было бы в академии. Правда же? С другой стороны, тогда понятно, почему Рида арестовали после пары бесед с ректором. Черт бы его побрал!
Но я все равно натягиваю на лицо нервную улыбку и молюсь, чтобы уголки губ не дрожали. Да и голос стоит контролировать.
– Спасибо. Я могу войти?
– Да, конечно, проходите.
С шумом втянув воздух, смело толкаю вперед внутреннюю дверь и впервые оказываюсь в кабинете ректора Стилтона. Здесь просторно и светло – сквозь высокое окно падают лучи солнца, за массивным деревянным столом красуется огромное кресло с богато украшенными подлокотниками, на полу мягкий ковер, а среди стеллажей из красного дерева тут и там зеленеют цветы. Хорошо устроился. Не удивительно, что решил до последнего держаться за свое место.
– О, а вот и ты. – Он едва не хлопает в ладоши и противно улыбается. Боже, если бы его улыбка была сахарным сиропом, я бы уже была в нем с ног до головы. – Как тебе небольшой подарок от академии? Мне показалось, тебе вполне хватит дурной репутации, исключение – это уже крайняя мера. Тебе все равно придется покинуть академию, если не сможешь оплатить следующий семестр.
– Спасибо, – киваю я с нескрываемым сарказмом и без приглашения занимаю стул напротив. Чем ближе к столу, тем лучше. – Интересные у вас представления о наказании.
– Не стоило плыть