Юноша ждал, сосредоточив все свое внимание на ней, и она глубоко вздохнула.
– Когда моя мама была жива, она рассказывала мне волшебные истории, – начала Адайра. – Истории о духах, о Народах земли и воды. Я наслаждалась ее рассказами и хранила их в сердце, но никогда не воспринимала всерьез. Так было до тех пор, пока мама не умерла, а отец не заболел. Тогда я поняла, что вот-вот останусь одна, последняя из своего рода. Так было до тех пор, пока не пропала Элиза Эллиотт.
Мы с Торином отправились к моему отцу, чтобы спросить совета. Для нас было очевидно, что кто-то в клане, должно быть, прогневал духов, и они забрали одного из нас, чтобы наказать.
Отец велел Торину продолжать поиски на Востоке всеми доступными смертному силами – глазами, ушами и руками – и быть готовым в любой момент к тому, что откроется портал духов и перенесет его на ту сторону.
Но когда Торин ушел и мы с отцом остались наедине, он попросил меня вспомнить одну из маминых историй, легенду о Леди Рим Морской Пене, о которой мама часто пела нам в зале. Я так и сделала, хотя уже много лет не вспоминала маминых историй из-за той боли, что они причиняли. И все же, даже когда я вспомнила о Леди Рим, поднимающейся из волн, я так и не поняла, чего от меня хотел отец. Мне потребовалось пересказать еще несколько историй, прежде чем я догадалась.
Она сделала паузу. Джек был заворожен.
– И что это было, Адайра?
– То, что в своих рассказах и песнях мама описывала духов в мельчайших подробностях. Как они выглядели, как звучали их голоса, как они двигались и танцевали, словно она видела их воочию.
Джек тут же вспомнил о женщине в море, о том, как ее волосы щекотали его лицо. Он вздрогнул.
– И она правда их видела?
– Да, – прошептала Адайра. – Об этом знала только она и мой отец. Бард может призвать духов в их воплощенных формах, но только с помощью арфы и голоса. Это древнее предание, передаваемое из поколения в поколение и оберегаемое лэрдом и бардом, дабы защитить людей.
– Зачем твоей матери понадобилось петь для них? – спросил Джек. Ладони у него вспотели от волнения.
– Я задала отцу тот же вопрос, и он ответил, что это был способ обеспечить выживание клана на Востоке. Мы оставались в добрых отношениях с духами, потому что им нравилось поклонение барда. И они в свою очередь заботились о том, чтобы наши урожаи приумножались, с гор в озера текла чистая вода, огонь всегда горел в самые темные и холодные ночи, а ветер не доносил наши слова за пределы клана к врагам.
Джек заерзал, ощутив важность ее слов. Он догадывался, почему она вызвала его, и все же хотел, чтобы она сама сказала об этом.
– Зачем ты позвала меня, Адайра?
Девушка выдержала его взгляд, но щеки у нее вспыхнули.
– Мне нужно, чтобы ты сыграл одну из маминых баллад на своей арфе. Мне нужно, чтобы ты призвал духов моря, и тогда я смогу поговорить с ними о пропавших девочках. Я верю, они могут помочь мне найти Аннабель и Элизу.
Он молчал, но сердце его стучало, словно раскаты грома, а мысли кружились, как листья, подхваченные ветром.
– У меня есть некоторые сомнения на этот счет, Адайра.
– Какие же?
– Что, если духи откликнутся на музыку, но будут настроены к нам враждебно? – спросил он. Джек беспокоился о своем собственном благополучии, но при этом еще больше беспокоился за Адайру. Она была единственной наследницей, единственным ребенком лэрда. Если с ней что-то случится, Восток придет в смятение. И Джек не хотел, чтобы по его вине духи моря убили ее.
– Мы будем играть ночью, когда луна и звезды озаряют воду, – сказала Адайра, как будто предвидела его вопрос.
«Когда духов моря легко успокоить».
Тревога Джека не утихала; он вспомнил, как кто-то стучал когтями по корпусу рыбацкой лодки, выискивая слабое место. Вспомнил смутный силуэт женщины в воде, смеющейся над ним, когда он отчаянно греб к берегу. Действительно ли Джек хотел призвать этот дух, притянуть, словно рыбу на крючок? Воспеть это опасное существо?
Тогда он попытался спросить еще раз:
– Что, если они не придут на звуки моей музыки, моего голоса? Что, если из любви и уважения к твоей матери они откажутся отвечать мне, барду, изгнанному из клана?
– Мы никогда не изгоняли тебя, – возразила Адайра, пристально глядя на него. И затем прошептала: – Ты боишься, Джек?
«Да», – в отчаянии подумал он, но вслух ответил: – Нет.
– Я ведь буду рядом с тобой. Отец всегда был с мамой, когда она играла. Я не допущу, чтобы с тобой что-нибудь случилось.
Было даже странно, как сильно Джек поверил ей в тот миг, учитывая их непростую историю. Но ее уверенность смягчила его, словно вино. Он понял, почему клан обожал ее, следовал за ней, поклонялся ей.
– Возможно, это поможет тебе понять происходящее, – продолжала Адайра. – Отец объяснил мне это так: мама не могла играть с сомневающимся сердцем. Духи ведь приходили не только послушать ее музыку, но и быть восхваленными ею. Потому что этого они и хотят от нас – нашу хвалу, веру. Доверие к ним.
Первой реакцией Джека была насмешка. Как он мог восхвалять существ, которые крадут девочек? Но он проглотил свое возражение, вспомнив старые истории Мирин. Не все духи были плохими, как и не все духи были хорошими. Чтобы оставаться в безопасности, разумнее было остерегаться и тех, и других. Он не хотел верить тому, что говорила Адайра, и мысли о Большой земле всплыли в его сознании. Но затем он подумал: «Если она права и духи отпустят девочек, я смогу вернуться в университет уже на следующей неделе».
– Хорошо, – согласился он. – Я сыграю ради тебя и клана, ради двух пропавших девочек. Где песни твоей матери?
Адайра поднялась и повела его в южную башню замка, вверх по лестнице, в просторную комнату, которую Джек никогда раньше не видел. В стенах были вырезаны глубокие полки, заполненные книгами с золотыми буквами, а пол был выложен мрамором в черно-белую клетку, отполированным до такой степени, что отражал Джека, словно водная гладь. Сквозь три больших окна лился солнечный свет, а на дубовом столе лежали пергамент, чернильницы и перья. В центре комнаты стояла большая арфа изысканной работы. Струны поблескивали на свету, словно сами только и ждали, чтобы на них сыграли.
Джек подошел ближе,