Буду ждать вашего ответа.
Морэй Бреккан,
Наследник Запада
Девушка перечитала письмо во второй раз, потом в третий, чтобы убедиться, что поняла всю серьезность ситуации. Руки Адайры дрожали, когда она отложила письмо Морэя и вышла из спальни.
Разумно ли было с ее стороны отправляться одной на Запад? Не было ли лицемерием то, что ее каждый раз подташнивало от упоминания Морэем доверия? Ей нужен был совет.
Сначала она хотела поговорить с Сидрой.
* * *
Сидра ходила взад-вперед по гостиной Грэма, обходя стопки пергамента и книг. Они ждали прибытия Торина. Каждая минута тянулась как час, а сердце Сидры продолжало биться где-то в горле.
Ее мысли были заняты Мэйзи. Где она? Не ранена ли? И кто ее забрал?
– Сидра? – тихо позвал Грэм. – Ты не хочешь переодеться? У меня есть запасная одежда в дубовом сундуке в углу.
– Нет, я в порядке, папа, – ответила она, слишком сосредоточенная на своих внутренних переживаниях.
– Я просто подумал… – Грэм замолчал, потянувшись за графином с виски. Его руки дрожали, когда он наливал два стакана. – Мой сын расстроится, увидев кровь на твоей одежде.
Сидра задумалась и посмотрела на свою сорочку. Она выглядела так, словно девушку ударили ножом.
– Конечно, – прошептала она, понимая, что меньше всего ей хотелось, чтобы Торин увидел ее такой.
Девушка прошла через лабиринт вещей Грэма к стоящему в углу сундуку и опустилась на колени. Она пробежалась холодными пальцами по деревянной резьбе и открыла крышку.
Сидра знала, что находится внутри.
Мать Торина ушла почти двадцать один год назад. Эмма Тамерлейн неожиданно покинула их ночью, когда Торину было всего шесть лет, оставив сына и мужа. Она была с Большой земли; остров казался ей чужим, пугающим и находился далеко от ее семьи. В конце концов, жизнь здесь оказалась для нее невыносимой, и Эмма без оглядки вернулась на Большую землю.
И все же Грэм до сих пор хранил ее одежду, как будто однажды она могла вернуться.
С горечью Сидра перебирала платья. В конце концов она остановилась на сорочке, надеясь, что Торин не догадается, кому она когда-то принадлежала. Но с чего бы? Он редко видел нижнее белье самой Сидры.
Девушка подняла сорочку, длинную и узкую. Мать Торина была высокой и стройной. Сидра понимала, что одежда Эммы никогда не подойдет к ее формам, и уже обдумывала варианты, когда услышала, как входная дверь с грохотом распахнулась. Дом содрогнулся в ответ, сквозняк ворвался в комнату, переворачивая бумаги.
Сидра поняла, что это Торин, и замерла, так и стоя на коленях с сорочкой Эммы в руках. Обзор ей закрывала перегородка, но девушка четко слышала каждое слово.
– Где Мэйзи? – спросил Торин, запыхавшись, как будто бежал по холмам. – Все в порядке? Я зашел в дом по пути сюда, но ни ее, ни Сидры там не было.
– Торин… – сказал Грэм.
Сидра закрыла глаза. Дом погрузился в тишину. Ей отчаянно захотелось проснуться. Пусть бы это был лишь страшный сон, только бы не приходилось сейчас разрушать жизнь Торина.
– Сид? – позвал он.
Девушка уронила сорочку и с трудом поднялась. Она смотрела в пол, обходя перегородку, и наконец вышла навстречу Торину.
Молчание заставило ее поднять глаза.
Его лицо было неестественно бледным, глаза остекленели от глубокого изумления, губы разомкнулись, но он не произнес ни слова. Из груди воина вырвался судорожный вздох, словно его ударили ножом в бок.
Торин направился к ней. Он пробирался через завалы Грэма, отпихивая книги и безделушки. Очень скоро между ними не осталось преград, и Торин обхватил ее лицо ладонями. Сидра почувствовала запах побережья на его пальцах – песок и морскую воду. Она ощущала шероховатость его многочисленных мозолей, и все же он удерживал ее так нежно, словно она могла сломаться.
– Что случилось? – потребовал он. – Кто это сделал с тобой?
Сидра сглотнула. В горле стоял ком, дышать было больно, а глаза жгло от слез.
– Торин, – прошептала она.
Он все понял. Она почувствовала, как он напрягся, увидела, как он начал лихорадочно осматривать комнату.
– Где Мэйзи? – спросил воин.
Сидра глубоко вдохнула. В груди заболело, и она не смогла вымолвить ни слова.
– Где Мэйзи, Сидра? – снова спросил Торин, взглянув на нее. Она никогда не видела его таким испуганным. Его голубые глаза были расширены, сосуды потрескались.
– Прости, Торин, – прошептала она. – Мне так жаль.
Его руки упали. Капитан отступил на шаг, споткнувшись о пару сапог. Он тяжело вздохнул и запустил пальцы в волосы. Из его груди вырвался еще один звук, тихий, но гортанный. В конце концов он взял себя в руки и снова посмотрел на Сидру.
– Мне нужно, чтобы ты рассказала все, что произошло этой ночью. Если я собираюсь найти Мэйзи… ты должна рассказать мне все до мельчайших подробностей, Сидра.
Ее поразило, каким сдержанным он сейчас выглядел, но она знала, что это результат многих лет тренировок – держать эмоции под контролем. Сейчас Торин говорил с ней как капитан, а не как муж.
Сидра начала рассказывать о том, что произошло, не считая предупреждения Донеллы, и была благодарна, что может сдержать слезы.
Он слушал, не сводя с нее глаз, смотрел на ее перепачканную кровью грудь и спутанные волосы, а Сидра чувствовала, как ей холодно.
– Дух заговорил? – прервал ее Торин, когда она дошла до этого места.
Сидра колебалась. Она посмотрела через гостиную на Грэма, о котором почти забыла. Ее свекор стоял у двери, все еще держа в руках два стакана виски. Он кивнул ей, безмолвно советуя рассказать все Торину…
– Это был не дух, – ответила Сидра.
Воин нахмурился.
– Что ты имеешь в виду?
Она рассказала про кровь.
– Ты уверена, Сидра? Это не твоя кровь?
– Я ранила его в спину, – твердо сказала она. – Это не моя кровь и не кровь духа.
– Тогда, если бы это был человек… – Торин выдохнул сквозь зубы, – опиши его. Какого он роста? Как звучал его голос?
Сидра изо всех сил пыталась собрать свои воспоминания, искаженные ночью и ужасом, во что-то, что Торин мог бы распознать.
Воин внимательно слушал, но она чувствовала его разочарование.
– Ты не узнала его голос, но он спрашивал именно о моей дочери?
– Да, Торин.
– Значит, он знает меня. Он, должно быть, член клана, кто-то, с кем я сталкивался плечом к плечу или проходил подготовку в гвардии. Кто-то, кто хорошо знает Восток.
Торин прижал к губам костяшки пальцев и прикрыл глаза. Он все еще был болезненно бледен, словно вся кровь